Александр Кононов - На Двине-Даугаве

— И много он так получает?

— Во всяком случае, больше жалованья. Ловкий! Кстати: ты знаешь, что он раньше служил в сыскном?

Нет, Гриша не знал про это. И что такое «сыскное», тоже не знал.

Лехович, тот, похоже было, знал все на свете. Так, по крайней мере, выходило по его рассказам.

А рассказывал он занятно, будто посмеиваясь надо всеми, о ком говорил.

«Может, он это для смеху пошел со мною», — подумал Гриша и решил больше помалкивать.

Был уже вечер. Двина пылала под лучами заката, и железнодорожный мост чернел на ней чугунным кружевом.

Молчание Гриши было, видно, только на руку Сергею Леховичу. Сам он теперь говорил без умолку.

В городе он жил уже четвертый год. Здесь ему были известны не только все улицы с переулками, но и люди, обитавшие на этих улицах.

— Наш город особенный: пестрый, как ситцевое одеяло.

— Одеяло? — переспросил Гриша.

— Ну да, как старое ситцевое одеяло, из кусочков сшитое. Тут тебе и латыши, и русские, и поляки, и литовцы, и евреи, и немцы, и эстонцы…

По словам Леховича выходило, что люди в городе были разделены невидимыми перегородками. Даже гулять они ходят в особицу: поляки гуляют по одной улице, евреи — по другой, немцы ходят по дамбе, больше под вечер — любуются закатом. Латыши — те даже друг от друга отгораживаются: уроженца Риги или Курземе никогда не сведешь с «чонгалом» из Латгалии.

— А кто это — чонгал?

— Ну, по-нашему — серый, неотесанный… деревенщина. Примерно так.

А русские — староверы — гуляют, оказывается, только раз в году: на масленой. Молодцы в чуйках, в поддевках шагают тогда по Рижской улице навстречу девицам, оглядывая их с ног до головы и отпуская шуточки. Девицы плывут сплошным косяком. Это — ежегодная ярмарка невест.

— Тебе, впрочем, рано об этом… — спохватился Сергей.

— Вот еще! Что я, маленький? Может, я уже видал такую ярмарку, почем ты знаешь?

Гриша даже зажмурился на минутку — и ясно увидал несчастных каменнолицых невест и молодцов с разбойничьими глазами, похожих на Евлашку Лещова.

А когда открыл глаза — чуть не споткнулся: навстречу ему медленно шел немец Дамберг с неизменным своим фотоаппаратом на ремне через плечо. Рядом с ним шагал прыщавый юнец, совсем еще мальчишка, со странно угрюмым лицом, в крохотной, с наперсток, шапочке, еле державшейся на гладко остриженной макушке.

Дамберг скользнул холодным, равнодушным взглядом поверх Гришиной головы и прошел мимо: не узнал, конечно.

Гриша шепнул Сергею:

— Того, с сумкой, я знаю: это — Дамберг. Ох, он и жох!

— А я случайно другого знаю — Розенберга Альфредку. Изображает из себя… фу ты, ну ты! А сам младше меня. Он из Риги приехал. Я слышал, как он хвастался за бильярдом у Познанского.

— Ты бываешь у Познанского? — с ужасом спросил Гриша.

«Познанский» — это большая пивная с зелено-желтой вывеской, на которой нарисована кружка с колпаком из белой пены, а рядом — два бильярдных шара и длинный, как копье, кий.

— Заглядываю иногда, — небрежно сказал Лехович, — сыграть партию-другую.

И он заговорил теперь о бильярде, о том, что заходить к Познанскому, конечно, рискованное дело: туда может заглянуть и Стрелецкий — он норовит зайти с черного хода. И кого уж из реалистов поймает, тому не поздоровится. Но у реалистов с хозяином пивной договоренность: прежде чем впустить надзирателя в черную дверь, он выпускает их через парадную. Правда, там неподалеку стоит городовой, но он отворачивается, когда из пивной выходят гимназисты и реалисты: у него тоже имеется своя договоренность с Познанским.

Бильярда Гриша не видал ни разу, видел только шары на вывеске. Он попросил Сергея рассказать, в чем состоит игра, из чего шары сделаны, как по ним бьют кием.

За разговором о бильярде скоро забыли они о только что прошедших мимо немцах: о Дамберге и Альфреде Розенберге, которому суждено было ровно через сорок лет окончить дни свои в Нюрнберге, на виселице.

…С реки потянуло пронзительной прохладой. Волны Двины уже тускнели, противоположный берег слился в одну темную полосу; порыв ветра донес оттуда запах хвои.

Не сговариваясь, Лехович с Гришей спустились с дамбы вниз.

На берегу ивы тянулись черными ветвями к розовому небу. Одно дерево нагнулось над водой, почти касаясь ее своим стволом; на стволе, ловко примостившись, сидел кто-то верхом, как в седле.

Подошли ближе — и Гриша узнал Вячеслава Довгелло.

— Ты что тут делаешь?

Вячеслав соскочил на землю.

— П-погляди, — сказал он.