Герман Матвеев: Новый сорт

— Всё равно драться нельзя. Куда это годится!

— На собаку я удивляюсь, — говорил старик. — Всегда ласковая… Ну, поворчит, если чужой идет, полает, а тут словно на медведя кинулась…

Когда старик с внуком ушли, Максим Савельевич перечитал докладную записку о том, что за его дежурство никаких происшествий не случилось, подумал… и подписал.

Самовар поджидал на столе. Степан Васильевич в нижней рубахе, в домашних туфлях сидел у окна и читал газету.

Мать принесла на тарелке нарезанный большими кусками пирог.

— Садитесь чай пить. Голодные, наверно. Ты куда, Ванюшка?

— Я сейчас вернусь.

Ваня пошел в сад, взяв в баночке немного вара. Острым ножом он срезал ветку на вишне, чуть ниже сломанного места и стал тщательно замазывать срез варом.

— Ну что в газетах пишут? — спросил старик, наливая чай в блюдце.

— Гитлер жмет… В Африке англичанам туго.

— Неужели и нам воевать придется?

— Всё может быть. Такая заваруха во всем мире… Водоворот!

Мать с тревогой прислушивалась к разговору мужчин.

— Не говорите вы страсти такие! — вздохнула она. — Я на моем веку две войны пережила. Неужели еще и третью… Подумать страшно.

— Я думаю, что нынче ничего не случится. А вот на будущий год зарекаться не берусь, — сказал спокойно дед.

Из сада пришел Ваня.

— Уроки сделал? — спросил его отец.

— Сделал.

— Когда успел? Ночь в саду просидел.

— Я с вечера сделал, как из школы пришел.

— Вот что я хотел тебе сказать, Иван. Пора тебе о своей специальности подумать. Кончишь пятый класс и с осени в ремесленное училище.

— Я же учусь в школе.

— А в ремесленном лучше, — нахмурившись, сказал отец. — Там настоящему делу обучат. Машинистом будешь.

— Я в садоводы пойду, — твердо сказал Ваня.

— В садоводы? И зачем ты эти глупости в голову себе вбил?

— Это совсем не глупости, папа. Возьми для примера Мичурина…

— Эх ты, Мичурин! — засмеялся отец. — Мичурин один на весь свет.

— А ты, Степа, разве можешь определить, кем он к старости будет, — вмешался дед. Когда Мичурин мальчишкой был, никому и в голову не приходило, что город его именем назовут.

— Подожди, отец. Не заступайся. Ты меня в ученье отдавал, не спрашивал. А может, я бы хотел в музыканты поступить?

— Таланта у тебя для музыки не было. Тебе машины нравились.

— Понравились, когда изучил. Садом он может заниматься в свободное время. Никто ему не запрещает. А настоящую специальность необходимо получить. Отец машинист и сын машинист — самое лучшее дело.

— Папа, садовод — это тоже специальность.

— Специальность! — передразнил его отец. — Ты уж сейчас эту специальность вдоль и поперек прошел. Недаром тебя прозвали садоводом. Подумаешь, специальность — деревья сажать да яблоки снимать! Это всякий сумеет. — Он пристально посмотрел в лицо сына.

— Папа, а если я… — начал было возражать мальчик, но его перебил дед.

— Ваня, ты не спорь с отцом. Жизнь покажет…

Степан Васильевич взглянул на отца, отложил газету, встал и крупными шагами стал ходить по комнате. Раза три он останавливался около сына, намереваясь что-то сказать, но каждый раз, покосившись на старика, раздумывал.

Ваня пил чай, сосредоточенно глядя в чашку.

— Ладно. Поговорим в другой раз, — сказал наконец Степан Васильевич. Он молча оделся в новую пару, наскоро почистил сапоги, взял фуражку и вышел.

Некоторое время все сидели молча.

Анну не волновала судьба сына. Будет ли он машинистом или садоводом, ей было всё равно. И то и другое хорошо. Главное, что Ваня растет серьезным, послушным и трудолюбивым мальчиком, а значит, из него выйдет полезный человек.

Неожиданно Ваня сорвался с места и побежал в прихожую. Старик через окно тоже увидел приближающегося гостя и встал.

— Николай Павлович идет. Прибери, Анна, на столе, да самовар надо подогреть. Варенье поставь…

Директор школы принес цветочный горшок, из которого торчала большая, совершенно голая ветка. Словно кто-то выдернул ее из метлы и воткнул в землю.

Поздоровавшись с хозяевами, Николай Павлович поставил горшок на стол и, обращаясь к мальчику, сказал:

— Слушай, садовод! Был я сейчас в одном доме, увидел на подоконнике этот обгрызок и забрал для тебя. Ценное растение хотели выбросить.

— А что это такое?

— Определи сам, — лукаво сказал учитель. — Василий Лукич, а это вам, — продолжал он, передавая старику книгу, завернутую в газету. — Помните, я обещал написать в Ленинград своему старому приятелю о вашей просьбе? Вчера получил ответ.