Лидия Чарская - Том 20. Дом шалунов

Все, казалось, было кончено для бедного маленького Коти: и его новая жизнь среди ласковых людей, и его новое детское счастье. И при одной мысли о том, что его ждало впереди, мальчик вздрогнул.

Точно тяжелый сон снился Коте. Сквозь этот сон он пожал еще раз от души милые ручонки своих друзей, гувернеров и директора, шептавших ему добрые, ласковые слова на прощанье и, пошатываясь от волнения, спустился на крыльцо следом за Михеем.

В саду с громким лаем к нему кинулась Кудлашка. Она тоже точно почувствовала горе своего маленького хозяина, потом тихо завизжала, точно жалуясь на что-то, и, уныло опустив голову, поплелась за Котей и Михеем.

— Все кончено! — произнес Витик и зарыдал.

— Страшно подумать, что мы никогда не увидим его больше. — Павлик тоже заплакал.

— Теперь восемь часов. До Лесовки верст двадцать. К утру он уже будет там, — произнес Арся.

— Да. И этот изверг Михей, может быть, забьет его до смерти, — сказал Вова.

— А все этот негодный Владин! — вскричал Бобка Яшуйко и, подскочив к Гоге, сидевшему со своим другом-графчиком в дальнем углу комнаты, закричал ему в лицо:

— Все из-за тебя! Я ненавижу тебя! Мы все ненавидим тебя! Из-за тебя мы лишились нашего милого Коти!

И Бобка не выдержал и заревел так, как никогда еще не ревел этот бедный толстяк.

Гога вскочил на ноги. Лицо его было бледно от душившего его гнева. Темные глаза сверкали.

— Что мне за дело, любишь ли ты меня или ненавидишь! Что же касается меня, то я рад, что мы оба с Никсом избавились наконец от этого маленького мужика, — произнес он сердито.

Внезапная тишина воцарилась в комнате. Мальчики, пораженные бессердечием их товарища, как будто не могли долгое время найти, чтобы ответить ему.

Наконец, Вова Баринов опомнился первый.

— Вон его! Совсем из пансиона вон! Мы не хотим его больше! Ни его, ни эту клетчатую обезьяну Никса! И завтра же скажем директору, что не хотим быть с такими негодными, бессердечными мальчишками. Обоих вон! Непременно!

Вова весь дрожал от охватившего его волнения. Губы у него тряслись, руки тоже.

— Вон, вон их, обоих! Непременно! Завтра же вон! — подхватили все остальные мальчики, усиленно размахивая руками.

— А сейчас чтоб их не было с нами! Пусть убираются подобру-поздорову, или я отколочу их на славу! — заключил, пылая негодованием, Витик Зон.

Гога вздрогнул и переглянулся с Никсом. Маленький франтоватый графчик затрясся как в лихорадке. Оба встали и выскользнули из комнаты.

— Трусы! — прокричал им вслед чей-то взволнованный голос.

— Жалкие шпионы! — отозвался другой.

— Гадкие предатели!

— Выгнать их обоих!

— Завтра же чтобы не было их здесь!

Крики мальчиков все разрастались и разрастались.

— Идем сейчас просить Макаку выключить их из пансиона!

— Нет, лучше отколотить их хорошенько!

— Ну, вот еще! Не стоит о них и руки-то пачкать! Вон их! Вон! Сию же минуту!

Крики росли с каждой минутой. Стон стоном стоял от них во всем здании пансиона. Вдруг кто-то крикнул:

— Молчать!

Этот мальчик был Алек Хорвадзе. Маленький грузин был взволнован как никогда. Его черные глаза метали молнии. Лицо так и пылало.

— Рыцари! — закричал он. — Слушайте меня, не перебивая. Я придумал, как спасти нашего друга. Если вы дадите мне слово исполнить все, что я от вас потребую, то — вот вам моя рука — Котя будет ужинать сегодня ровно в десять часов в этой столовой вместе со всеми нами. Но только дайте слово, рыцари, повиноваться мне беспрекословно и до конца.

— Даем! Даем! — хором отвечали ему мальчики.

— В таком случае те, кого я назову, выходите вперед, — скомандовал Алек.

— Так точно, ваше величество, — пропищал Бобка.

— Кто посмеет еще назвать меня царем или величеством, тому я дам хорошую трепку! — сверкнул на него своими черными глазами Хорвадзе и тотчас же добавил уже спокойно: — А теперь выходите вперед по очереди. Павлик Стоянов.

— Я.

— Вова Баринов.

— Здесь!

— Витик Зон.

— Я тут!

— Арся Иванов.

— Налицо!

— Бобка Ящуйко.

— Здесь. Только не дерись, пожалуйста…

— Дима Бортов.

— Весь тут!

— Греня Кошуров.

— Я!

— Антоша Горский.

— Есть такой!

— Гутя Ломов.

— Ау!

— Со мною вместе пойдут десять человек, считая и меня, самые высокие и сильные, — наскоро окинув глазами выбежавших вперед к нему мальчиков, произнес деловито Алек и затем продолжал: — те, которые останутся, постарайтесь нашуметь как следует за себя и за нас, чтобы никому и в голову не пришло, что нас десятка здесь не хватает. Поняли?