Лидия Чарская - Том 20. Дом шалунов

— Конечно! Конечно! — подтвердил Никс.

Но говоря это, оба мальчика кривили душой. Им было ужасно досадно лишиться удовольствия. К тому же они боялись директора, который, как они предчувствовали, не похвалит их за гадкий поступок.

Когда Александр Васильевич узнал о «предательстве» Никса и Гоги, он согласился тотчас же с остальными мальчиками и решил оставить провинившихся без пикника. Но и самый пикник опять чуть было не расстроился.

Накануне к ужину подали кисель, обыкновенный клюквенный кисель, который подают на стол с молоком и сахаром.

Такой кисель в пансионе господина Макарова подавали очень часто, хотя маленькие пансионеры ненавидели это кушанье всей душой. Пансионские служители, Мартын и Степаныч, нередко уносили кисель со стола нетронутым.

Каково же было их изумление, когда в этот вечер не только кисель, но и миска с киселем исчезла со стола. Правда, миска скоро вернулась на стол, к вечернему чаю, но уже пустая, а кисель… Ах, что сталось с киселем! У киселя положительно оказались ноги! По крайней мере, он сбежал из миски и очутился в комнате директора на его письменном столе, в большой чернильнице, предварительно изгнав оттуда чернила.

Когда Александр Васильевич сел за стол и обмакнув перо в чернильницу, начал писать письмо кому-то из родителей маленьких пансионеров, вместо чернил на бумаге очутился… кисель. Александр Васильевич вскочил, схватился за колокольчик, чтобы позвонить служителя, но с отвращением отдернул назад руку. И колокольчик был весь мокрый и липкий от киселя.

— Нет, они останутся все до единого без пикника, если я еще найду где-нибудь эту гадость! — сердито произнес директор.

Но, к счастью, "этой гадости" не нашлось больше нигде, в квартире директора, по крайней мере.

Зато кисель очутился у m-r Шарля. Поздно вечером, когда пансионеры уже спали, m-r Шарль пожелал пройтись по саду и подышать свежим воздухом. Ничего не подозревая, он взял с окна фуражку, белевшую в полумраке ночи, надел на голову и…

Нет, такого крика положительно еще не было под мирною кровлею пансиона! M-r Шарль кричал, что на голове у него ползают змеи и, делая отчаянные прыжки, носился по своей спальне в дикой пляске. Карл Карлович, спавший в соседней комнате и видевший самые превосходные сны, проснулся от этих безумных криков, вскочил с постели и второпях сунул ноги в туфли, стоявшие постоянно у его кровати.

И в свою очередь Карл Карлович дико закричал на весь пансион:

— А-а-а-а-а!

Ему ответил отчаянный вопль m-r Шарля за стеною:

— О-о-о-о-о-о!

Мальчики повскакали со своих постелей и со всех ног бросились в комнаты обоих гувернеров, предполагая, что случилось какое-нибудь несчастье.

Зачиркали спички, засветились огни.

При их мерцающем свете мальчики увидели плясавшего m-r Шарля с фуражкой на голове. Из-под фуражки по всему лицу француза текли мутные потоки чего-то розовато-алого или бледно-малинового, тусклого и жидкого.

— Да это кисель! — наивно вскричал кто-то из пансионеров.

— Как кисель? А не змеи разве? — удивился m-r Шарль, вскидывая глазами на своих воспитанников.

— Нет, положительно это кисель, а не змеи, m-r Шарль! — подтвердил Павлик Стоянов самым серьезным тоном, разглядывая мутно-розовые ручьи, все еще стекавшие по лицу Жирафа.

И все разом тут же кинулись в соседнюю комнату к Карлу Карловичу, который уже охрип от криков.

— Лягашка! Лягашка! — вопил несчастный немец.

— Где лягушка? — бросились к нему мальчики.

— В мой сопожка, в мой сопожка сидят лягашки! — неистовствовал Кар-Кар, боявшийся больше всего в мире лягушек и мышей.

Кто-то из мальчиков присел на пол и быстро снял с ноги Кар-Кара туфлю.

Оттуда потекла мутно-красная жидкость.

В туфли Кар-Кара забрался все тот же проказник-кисель!

Таким образом, ни «лягашек», ни «змей» у обоих гувернеров не оказалось, и они могли спокойно ложиться спать.

Но m-r Шарль был возмущен и не думал уходить спать.

— Кто это сделал? Я хочу знать, кто это сделал! Я этого не прощу! — кричал он.

Витик Зон с самым покорным видом подошел к Жирафу и, скромно опустив глаза, произнес тихо:

— М-r Шарль, не сердитесь на нас, пожалуйста. Это я виноват во всем. Я думал, что вы любите кисель, и понес его вам, в вашу комнату, пока вы ужинали в столовой. Я хотел, чтобы вам осталось киселя на завтра. На окне, мне показалось, лежала тарелка, я и вылил в нее кисель.

— Это была моя шляпа, несчастный! — вскричал француз. — Понималь меня? Не тарелка, а шляпа!