- Зачем? - удивляется Сережа.
- Твои соревнования! Едва врача уговорили - только на два часа.
Сережа подпрыгивает от счастья! Никодим помогает натянуть брюки, набрасывает на плечи спортивную курточку. Они идут вниз. Там урчит такси.
- Заедем за Котькой? - смеется Никодим. - Тетя Нина просила.
И вот они вместе с Котькой и Никодимом летят по асфальту за город, и вот уже из-за кустов видно аэродромную мачту с полосатой колбасой, по которой определяются направление и сила ветра, а потом появляются ангары с полукруглыми крышами, двери у них открыты, и в ангарах темнеют похожие на этажерки АНы.
Еще из машины Сережа видит красный стол судейской коллегии и выстроившихся в шеренгу ребят. Перед каждым на траве стоит модель. Модели разноцветные, и оттого кажется, что на зеленой траве переливается радуга.
Сережа выбирается из машины. Его гипсовый «самолет» привлекает внимание шеренги, ребята разглядывают его, он видит, как кто-то машет рукой. Роберт! Это он!
- Привет рекордсмену! - кричит Роберт.
Сережа сигналит Роберту, кивает знакомым ребятам. Он чувствует за спиной дыхание Никодима, и он счастлив! Пусть Никодим увидит его самолеты! Пусть он узнает, кем будет Сережа!
Сережа думает об этом без иронии, без превосходства. Просто Никодим должен знать это, вот и все.
- Что ли, ты летчиком будешь? - спрашивает Котька, увлеченно ковыряя в носу.
- Может, летчиком, - отвечает Сережа, - а может, конструктором. - И предлагает Котьке в порыве счастья: - Давай и ты!
- Даваю, - соглашается Котька. - Но я еще не решил, кем буду. Может, диктором, может, сыщиком.
Они отходят в сторонку. Садятся в траву. Стрекочут кузнечики. Всплескивают крылышками красные и белые бабочки. Зеленое поле спортивного аэродрома только кажется зеленым. Оно цветное. Оно алеет, голубеет, желтеет, и Сереже после больницы, после духоты и противного запаха лекарств дышится освобожденно, легко.
Он улыбается Котьке и валит его здоровой рукой на землю, борется с ним, благодарно смотрит на Никодима.
- Никодим Михайлович, - спрашивает Сережа, - а вы, что же, с работы отпросились?
- Отпросился, - говорит Никодим, - у мамы срочная запись, она не могла, и я договорился.
Сережа вновь вглядывается в него, в который раз за немногие эти месяцы. Да нет, Никодим - замечательный! Он добрый человек, а добрые люди всегда замечательные. И глаза у них добрые, открытые, и лицо прямое, светлое. У Никодима все такое. И уши тут ни при чем. Уши у людей могут быть всякие. Даже должны!
Сережа садится рядом с Никодимом, прижимает к себе Котьку. Потом, подумав, тихонько прислоняется к Никодиму спиной.
Никодим обнимает его за плечо. Сережа прислоняется к нему посильней.
Ему хорошо.
Просто великолепно!
В поле урчат бензиновые моторчики. Ревут, форсируя обороты. Одна за другой модели взлетают в вышину, чтобы сесть потом в поле. У кого дольше летает, у того, значит, лучше модель. Надежный фюзеляж, легче крылья. У того вернее глаз и умнее расчет. Ведь в каждом лишнем метре, который пролетят модели, целая зима работы. Сережа знает, почем фунт модельного лиха. Строишь самолет долго, а он в последнюю минуту не летит. Отказывает мотор. Или плохо отцентрирован корпус. Сколько горя потом, обиды. Хочется бросить все, растоптать ногами самим же сделанную птицу.
Модели взлетают, а Сережа переживает за каждую. Вот ровно идет, набрала высоту, значит, все в порядке. Моторчик стрекочет в тишине, потом замолкает. Кончился бензин. Но модель не падает. Она летит и летит плавными виражами. Это воздух. Восходящие потоки. Невидимые струи воздуха не дают упасть модели.
Сережа осторожно трогает руку Никодима. И вдруг слышит шепот:
- Сергей! - шепчет ему, наклонясь, Никодим. - Сережа! Хочешь быть моим сыном?
Сережа резко оборачивается к нему.
- Как это? - говорит он. - Как?
- Я тебя усыновлю. Ты будешь мой сын…
Сергей смотрит на Никодима широко раскрытыми глазами.
Мысли несутся в нем ураганом. В этих мыслях есть все - испуг, смятение, сомнение, радость, подозрение.
Но им владеет то, что вокруг, то, что сейчас.
Аэродром, бабочки, Никодим, модели, летающие в синеве, солнечное тепло, Котька.
Им владеет реальное счастье - необходимое, как воздух, и он не может думать о плохом в эту минуту.
- Хочу! - говорит он Никодиму. И повторяет жарко, словно в омут бросается: - Хочу! Хочу! Хочу!
Август. Духота. На листьях тополей и акаций толстый слой пыли: давно не было дождей.
Сереже сняли гипс. Рука срослась замечательно. Только малость похудела, и надо ее разрабатывать.
Читать дальше