Макс Бременер - Тебе посвящается

Так началась самая трудная полоса в моей жизни, потому что ни до того, ни потом я не попадал в глупое положение на такое долгое время. Я впервые понял тогда, что пребывать в глупом положении не только неловко, но просто опасно. Дело в том, что, находясь в глупом положении долго, даже смышленый, умный человек глупеет. Если б не это, я рассказал бы о дружбе с Афанасием как о забавном эпизоде, над которым можно посмеяться, только и всего.

— У меня к тебе большая просьба, — сказал вдруг Афанасий, замедляя шаг, когда мы шли из школы к нему домой. Это было через два или три дня после нашего разговора о Роме.

— Какая? — спросил я.

— Я тебя очень прошу: не говори моей матери, что ты получил уже табель с четвертными отметками. Если она тебя спросит, получил ли, ответь: нет еще. Я ей не говорю, что получил табель, чтоб ее не огорчать. Там ей, знаешь, нечему радоваться, так я…

— Ну пожалуйста, — сказал я, — я ей не скажу.

— Большое спасибо! Большущее, Володя!

— Пустяки… — пробормотал я, смущенный размерами его благодарности.

Мы поболтали о шахматных и футбольных новостях и кинокартине с участием Зины Комаровой.

— Знаешь что, — сказал Афанасий спустя пятнадцать минут, когда мы поднималась по лестнице его дома, — ты и своей матери не говори, что получил табель.

Голос у него был такой, точно в промежутке мы и не толковали с ним о других вещах.

— Почему? — спросил я.

— Моя мать знает, что мы с тобой подружились. Она может позвонить твоей и спросить, принес ли ты табель. Если твоя мать ответит «да», то моя поймет, что и мне уже выдали. И огорчится раньше времени.

— Понятно, — сказал я. — А долго мне нужно будет отвечать маме, что табель еще не выдали?

— Да, — отвечал Афанасий. — Как можно дольше.

— Ладно, — сказал я. — Я мог бы ее, правда, отметками порадовать, но… Ну ладно.

— Тебе это будет очень трудно?.. — спросил он сочувственно и в то же время моляще.

— Ничего…

— Большое спасибо!

— Не за что, — ответил я чуточку досадливо.

Открыла нам мать Афанасия. Она была очень приветлива и сейчас же пригласила нас обоих к столу.

— Пожалуйста, пожалуйста, у нас уж так заведено: всех товарищей Афика — в обед ли, в ужин ли — мы всегда просим к столу! — объявила она, когда я стал отказываться. — Так у нас в доме заведено! Такой уж в нашем «монастыре» устав… — заключила она радушно и, пожалуй, немного хвастливо, распахивая перед нами дверь столовой.

— Нам только сначала, мама, руки надо помыть, — сказал Афанасий, опасливо пятясь и почему-то делая мне знаки. — Мы сейчас…

— Пожалуйста, идите в ванную, — отозвалась его мать тем же радушным голосом. — Дашь, Афик, товарищу чистое полотенце.

В ванной Афанасий торопливо закрыл дверь на задвижку, сильно открутил кран, но мыла в руки не взял, а произнес озабоченно:

— Володя, я тебя еще не предупредил…

— О чем? — спросил я.

— Мама с тобой за столом будет на разные темы беседовать… — сообщил он под шум падающей воды.

— И что? — сказал я.

— Так ты, прошу тебя, не упомяни случайно об институтах, студентах, приемных экзаменах и всяких таких вещах.

— А почему? — спросил я.

— Потому что, видишь ли какая штука, она мечтала всегда, чтоб я после школы пошел в вуз. Но с таким аттестатом, какой у меня будет, конечно, в институт и соваться нечего при теперешнем конкурсе. А мать все с этим не свыкнется и, как услышит о студентах, дипломах там, деканах, расстраивается сразу. Ты этого не касайся, Володя.

Тут его мать сквозь дверь осведомилась, куда мы запропастились. Афанасий находчиво отвечал, что мы выронили и не сразу нашли мыло.

— К столу, к столу, быстренько! — донеслось из-за двери, и мы с Афанасием направились к столу.

По коридору мы шли молча, но на пороге столовой Афанасий потянул меня за рукав.

— Что?.. — спросил я, понижая голос.

— О техникумах лучше тоже не упоминай, — шепнул он.

После этого мы сели к столу.

Ужин был очень вкусный. Но я с опаской ждал минуты, когда мать Афанасия начнет со мной беседовать. На всякий случай я повторял про себя слова — темы, которых Афанасий просил не затрагивать.

«Табеля, институты, студенты, дипломы… — твердил я, запоминая, и мне хотелось загибать пальцы на руках. — …Деканы, ректоры, экзамены… Что-то еще я забыл? Что?.. Да, техникумы!»

Между тем мать Афанасия осведомилась, с родителями ли я живу и кто по профессии мой отец.

Считая, что ничуть не подведу Афанасия, я сразу отвечал, что папа геолог.