Софья Шиль - История Мурочки

— Здравствуйте! — сказала радостно Грачева.

— Здравствуйте! — отвечала Мурочка. Она тоже была рада видеть всех без исключения старых подруг.

— И я вас помню, у вас такая хорошая коса, — сказала мать. — Вы позволите поцеловать вас?

— Я все говорила Наташе, чтоб она с вами познакомилась, — продолжала госпожа Грачева. — Вы живете в общежитии? — У вас, верно, нет матери?

— Нет, — сказала Мурочка. — Моя мама давно-давно умерла.

Прозвенел звонок.

— Пора! — вскричала она. — Извините, мне еще надо в библиотеку.

И она умчалась, как ветер. Придя в класс, она увидела, что Грачеву посадили рядом с нею.

— Вы позволите? — сказала она.

— Как хотите, — вежливо отвечала Мурочка.

Грачева очень переменилась, выросла и не много похудела, и не имела того задорного вида, как раньше.

«Только бы неприятностей не вышло», — подумала Мурочка.

Но, к её удивлению, все обошлось благополучно.

После первого урока Грачева обернулась к Валентине и протянула руку.

— Будемте друзьями! — сказала она. — И под сказывать буду, если хотите.

При этом она виновато улыбнулась.

Валентина была уже не в прежнем воинственном настроении. Лето принесло её семье большое горе. Её сестра Гандзя, бедная, неспособная Гандзя, последняя ученица в классе, простудилась, заболела и умерла. Валентина любила сестру и страшно горевала. Она сидела теперь бледная, в черном платье, которое выделялось печальным пятном среди других коричневых платьев.

Мурочка рассказала Грачевой о болезни и смерти Гандзи.

— Я хочу, чтобы мы теперь стали все друзьями, — сказала Грачева, тряхнув кудрявой голо вой. — Вы увидите, я до бьюсь того, что Валентина меня полюбит. Я так люблю побеждать.

Много было нового в третьем классе.

Костырина ушла: ее перевели в другую гимназию. Андриевская не захотела сидеть рядом с Софронович, потому что поступила её двоюродная сестра, графиня Кушелева, скромная и милая девушка; обе кузины поместились на первой лавочке.

Наташа Грачева скоро подружилась с Мурочкой.

— Ты знаешь, — говорила она, — отчего я так люблю маму? Она добрая и справедливая, и всех нас равно любит. И мы все стараемся быть; как она. Если хочешь сама что сделать, всегда позволяет. Она смеется. «Моя вольница», говорить. Но это шутя; мы все ее слушаем. Но только все сами делаем. И я сама всегда училась. Захотела — выучилась читать сама, по газетам старым. Потом захотела узнать, что такое арифметика. Попросила мамочку учить меня. Но ей некогда; пришлось взять учительницу. Я ей сказала: «Учите меня тому и тому, да только поскорее! Мне десять лет, я хочу поскорее в гимназию».

— А про гимназию ты откуда узнала?

Как откуда? Мамочка училась в гимназии и много рассказывала, и я решила, что буду в гимназии, только дома немножко подучусь, чтоб девочки надо мною не смеялись. Только одному завидую: языков не знаю, как ты.

Расскажи еще про твою маму. Она мне ужасно нравится.

— Вот удивительно! Мамочка, все говорила: «Нравится мне та девочка с большой косой, дружись с нею поскорее». А мы тогда враги были…

— Я все сама, — рассказывала Наташа, — если вешалка оборвется или сестры порвут платьице или передничек, — сейчас зашью. Только не люблю шить. Мамочка всегда говорить: «Если неприятное дело — живей берись, не откладывай, чтоб поскорее отделаться!» И мамочка шить не любит, а, нечего делать, обшивает маленьких.

Оказалось, что Наташа была очень славная и добрая. Правда, её опрометчивость и резкость иногда отталкивали от неё, но в сущности она никому не желала зла. Мурочка удивлялась её самоуверенности и бойкости и думала: «Верно, дома она приучилась быть такой».

Мурочку привлекало в Наташе именно то, чего у неё самой было так мало: бодрость, веселость, самостоятельность и уверенность в себе.

Пока еще стояли теплые осенние дни, они много играли вместе на гимназическом дворе; потом наступили холода, пошли дожди, и в большую перемену оставалось только гулять взад и вперед по зале и рассказывать про себя.

Самое лучшее было то, что Мурочка и Наташа, Валентина и Люсенька вдруг загорелись страстным желанием учиться.

Дедушка Александр Максимович еще летом дал Мурочке две книги по истории. В них подробно рассказывалась борьба за независимость маленькой Голландии против могущественного Филиппа Испанского. Никогда еще Мурочке не приходилось читать такой книги. Она была в восхищении, прочитала добросовестно обе части, даже все скучные места, и рисовала себе воображаемые портреты всех тех людей, о которых там говорилось, — рисовала Маргариту Пармскую и благородного Эгмонта, молчаливого принца и Альбу. Наконец-то добралась она до правды, которой так жаждала всегда, — от няниных сказок к рассказам Агнесы Петровны, и, наконец, к настоящей, правдивой истории о людях, к такой книге, где всякое слово было истинно.