Виктор Драгунский - Двадцать лет под кроватью (иллюстрации В. Чижикова)

Ефросинья Петровна как услышала этот вой, так закричала ещё тише и слабей:

—Грабят!..

И, видно, сама подумала, что если грабят, так это ничего. Подумаешь, отнимут шлёпанцы или жакетку — это ерунда, не страшно. А вот если с ножом!.. И тут она довольно громко завопила дребезжащим голосом:

—Режут!

Вот какое враньё! Кто её режет? И за что? И чем? Разве можно по ночам кричать неправду? Поэтому я решил, что пора кончать это дело, и раз она всё равно не спит, мне надо вылезать! Больше, чем сейчас, она не испугается. И всё подо мной загремело, особенно корыто, — ведь я же в темноте не вижу; грохот стоит дьявольский, а Ефросинья Петровна уже слегка помешалась и кричит какие-то странные слова:

—Грабаул! Караулят!

А я выскочил и по стене шарю, где тут выключатель, и нашёл вместо выключателя ключ и обрадовался, что это дверь, и отпер этим ключом, но это оказалась дверь от шкафа, а я этого не знал и перевалился через порог этой двери и стою и тычусь в разные стороны и только слышу, как мне на голову разное барахлишко падает. И Ефросинья Петровна пищит, и я совсем онемел от страха, а тут кто-то забарабанил в настоящую дверь:

—Эй, Дениска! Выходи! Сейчас же! Ефросинья Петровна! Отдайте Дениску, за ним его папа пришёл!

И папин голос:

—Скажите, пожалуйста, у вас нет моего сына?

Тут вспыхнул свет. Открылась дверь. И вся наша компания ввалилась в комнату. Они стали бегать по комнате — меня искать, а когда я вышел из шкафа, на мне было две шляпки и три платья.

Папа сказал:

Что с тобой было? Где ты пропадал? И Костик и Мишка сказали тоже:

Где ты был, что с тобой приключилось?

Рассказывай!

Но я молчал. У меня было такое чувство, будто я и в самом деле просидел под кроватью ровно двадцать лет.