Иван Щеголихин - Трое в машине

— Что-то долго Жареного нет, — с легким зевком проговорил Демин.

— Какого еще жареного-пареного? — насторожилась она.

— Вы проговорились, Таня. Сами его так позвали и не заметили. От волнения.

— Что-то вы все загадками! — фыркнула она. — «Я вас знаю», «волнение», «проговорились». Или все это — комплименты? Как понять вашу повышенную любезность?

— Да никак в общем-то. Вы заслуживаете и комплиментов и любезности. Просто я знаю вас, Таня Бойко, — и все.

Почему бы ей не удивиться и не спросить, откуда он ее знает и с какой стати заговорили об этом. Но она молчала, наверное, обдумывала его слова, готовила какой-то ответ.

— А как ваши отец, мать, бабушка Мария Игнатьевна? — участливо продолжал Демин.

— Что-то дует, — сказала она сухо, и Демин услышал ее движение сзади, будто она усаживалась так, чтобы поменьше дуло. — Нельзя ли ваши эти самые окна закрыть.

Оба задние стекла были подняты, оба передние опущены. Сияло солнце, день обещал быть жарким, и сейчас уже припекало изрядно. Да и машина стоит, а ей дует. «От волнения», — хотел объяснить Демин, но сдержался. Ей уже надоела такая его наблюдательность. Ничего не сказав, он молча поднял стекла. Ручка правой дверцы ритмично повизгивала, пока он ее крутил. «Давно не смазывал, — отметил Демин. — А ведь раньше не замечал».

— Теперь не дует? — спросил он с легкой иронией.

— Гляньте в зеркало! — жестко, зло сказала она.

И не просто сказала, а приказала, скомандовала.

Демин увидел наган в зеркале. Она лишь на мгновение откинула платок, показала и снова накрыла и тут же сильно ткнула Демину дулом между лопаток.

— Руки на баранку!

Демин подчинился.

— Теперь все ясно? — ядовито спросила она.

Демин попытался ответить — и не смог. Откашлялся, силясь перебить испуг, прогнать его вместе с кашлем.

Вразумить хотел, хозяином положения себя возомнил. Делал ставку на болтовню, на пустые слова. А она — человек дела. Дела Лапина. Мокрого дела. И наверняка еще какого-то нового дела. Прав прокурор Дулатов, был прав и есть! А ты, Демин, дурак самонадеянный, овечка, непротивленец.

Он еще раз откашлялся и едва произнес сухими губами:

— Ясно.

— Стекла закрыты, выстрела никто не услышит! А в Спутнике я каждый уголок знаю. Так что прошу не шалить! — И с издевкой закончила: — Теперь не дует.

Демин молчал, стараясь успокоить себя. Не ждал, не гадал, что можно так испугаться. Язык будто присох, прилип. Если бы его сто, если бы его тысячу раз спросили, что ты почувствуешь в такой ситуации, как себя поведешь, он бы не ответил точно. Не угадал бы. Пока не побывал...

А она не играет, новое дело, видно, отчаянное, если она так резво взялась за оружие. И где она его раскопала, старый-престарый, давно списанный милицейский наган? И давит в спину, чтобы он чувствовал, если видеть не может. Ярость в ней, злость и решимость. Демин знал — выстрелит, если что. Уверен был — выстрелит. И по тону ее и по всему. И по прошлому ее, о котором Демин судил-рядил когда-то по-своему романтично, дон-кихотски, сопливо, а вот Шупта, старший следователь, рассудил здраво. Зло берет, до чего он прав! И до чего ты молод, наивен, бездарен!

Если толкнуть дверцу и выскочить... Она успеет нажать на спусковой крючок, и Демин вывалится уже с дыркой в спине. До дороги далеко, метров семьдесят-восемьдесят, машин сегодня совсем мало, да и те проносятся на скорости. Пока затормозят, пока подбегут, она спокойно исчезнет в Спутнике.

И людей не видно, будто вымер поселок. По ту сторону дороги нет никаких строений, пустое поле, а по эту — крайние дома, одинаковый опаленный солнцем штакетник, пыльные деревца за ним и дальше серый ряд крыш.

Да и что люди? Сидят двое в машине, парень и девушка, тихо, мирно сидят, ничего подозрительного, наган она прикрыла платком.

— Из какого музея? — заговорил наконец Демин, слыша свой голос словно со стороны. — Из какого музея игрушка? — повторил он смелее. Первый его союзник — собственный голос. Пропал было, а теперь вновь появился, теперь они как бы уже вдвоем.

Совсем близко из-за угла появилась девочка лет десяти с белым бидончиком, заспанная, непричесанная, только встала, и мамка послала ее за водой. Девочку обогнала собачонка, хвост кренделем, морда к земле. Девочка с интересом, не отрываясь, смотрела на машину, на людей в ней, с обычным детским открытым любопытством. Больше не на что было смотреть, все ей здесь знакомо — пыльная трава, тропинка, а в машине — красивая тетя-блондинка.