Валентина Осеева: Динка

— Пошли! — сказал Дмитро.

Под старым дубом, в который ударила когда-то молния, оба остановились.

Огромный, широкий дуб выгорел и обуглился изнутри. Несмотря на это, толстые сучья его зеленели ветками, и наверху виднелось узкое, глубокое дупло.

Дмитро ловко вскарабкался на дерево и, положив в дупло свой обрез, благополучно спустился вниз.

— Пусть там и лежит, — сказала Динка. — А потом, когда я на следующий год приеду, мы решим, что с ним делать.

Федорка одобрила это решение. Все трое еще немного пошептались и, решив завтра обязательно свидеться, разошлись.

Хуторские знакомые внесли в Динкину жизнь новые впечатления. У Федорки было много дела по дому. Отец ее служил сторожем в экономии пана, мать работала птичницей. Кроме Федорки, в семье были еще младшие дети. Федорка вместе со старой бабкой нянчилась с ними, поэтому у нее только в воскресенье выдавалось свободное время побегать с Динкой, но, несмотря на это, девочки уже побывали в казенном лесу, побывали и в соседних селах… Дмитро приходил чаще; его интересовало, что делается на хуторе. Усевшись в кустах, он часами смотрел, как Ефим чинит крышу и строит терраску.

— Вот как бы не взяли мы под крыльцом обрез, то ваш Ефим нашел бы его, говорил Дмитро.

Вечерами то он, то Динка лазали на дуб проверять, лежит ли в дупле обрез.

— Лежит, — шепотом говорила, прыгая на землю, Динка.

— Лежит, — передавал Федорке Дмитро.

— Ну и пусть лежит, — с облегчением говорила Федорка. — Стрельнет, так в дуб…

Она очень боялась обреза. Как-то в воскресенье Федорка собралась в казенный лес под Ирпенью и зашла за Динкой.

— Пойдем с нами! Люди говорят, что в казенном лесу объявилось чудо! Там есть такая криничках [2] Криничка (укр.) — родничок. , и вот когда нагнешься над ней и посмотришь на дно, то там божья матерь является!

— Да ну? — удивилась Динка. — Откуда же она является?

— Ну, в воде, конечно… Только не все ее видят, который человек очень грешный, тому ничего не видно… Вода и вода. А который безгрешный, тот видит… Вот бабка и посылает меня… Пойдем, может, сподобит нас господь! — перекрестившись, сказала Федорка.

— Пойдем! — равнодушно сказала Динка. — Только меня господь не сподобит, я неверующая!

Девочки пошли. Побегав по казенному лесу, они добрались до «святой кринички», как ее окрестили старухи, и с любопытством заглянули в нее. Криничка была неглубокая. Сквозь чистую прозрачную воду видно было дно. Динка нагнулась первая.

— Ничего тут нет! — засмеялась она.

Федорка, шепча какие-то молитвы и мелко крестясь, заглянула в криничку.

— Ой, мамонька моя! — простонала она. — Не вижу… Ничего не вижу… Не хочет мне божья матерь показаться. За грехи мои не хочет… — Федорка расплакалась. — Ну как я дома скажу, что не сподобил меня господь?

— Да чепуха это! Ничего там нет. Никто и не видит.

— Ох, нет, нет! В прошлое воскресенье сам батюшка в церкви говорил! И две старухи сами видели… Лежит в воде икона божьей матери с младенцем на руках. Безгрешные старухи, они и видели! А я, грешница, ничего не вижу…

Всю дорогу Федорка плакала, а Динка сердилась:

— Враки это все! Никто там ничего не видел! На следующее воскресенье девочки опять пошли. На этот раз около «святой кринички» собрался народ: матери принесли детей, появились откуда-то батюшка и два монаха…

Люди заглядывали в криничку, били себя кулаком в грудь, плакали горькими, покаянными слезами… Динка, протиснувшись вперед, к своему удивлению, увидела в воде икону божьей матери и, подозвав Федорку, сказала:

— Смотри скорей, а то опять будешь плакать! Вот она, твоя божья матерь!

Федорка глядела, крестилась, радовалась:

— Сподобил господь…

Но на обратном пути ее одолели сомнения:

— А ты, Динка, тоже видела божью матерь?

— Конечно, видела. Это же икона! Ее сами монахи подложили! Вот хитрюги какие! — хохотала Динка.

— Смотри, накажет тебя бог! — пугалась Федорка. — Не насмехайся лучше!

— Да я ни во что это не верю! А вот хочешь, пойдем раным-рано на эту криничну, я прыгну туда и вытащу тебе эту икону? Хочешь?

— Нет, нет! — замахала руками Федорка. — Я боюсь! Накажет нас бог, отнимет руки и ноги! Калеками станем, лучше и не говори мне такого!

— Ну, как хочешь! Только подумай сама, почему же нам одинаковая честь что тебе, то и мне? Ты верующая, тебе бы божья матерь и показалась, а мне зачем?

— Не знаю… — вздохнула Федорка. — Как я могу знать что божья матерь об нас думает?