Валентина Осеева - Динка

Но время шло; для Лени оно не шло, а летело… Заложив пальцем учебник, он, словно загипнотизированный, смотрел на уходящие вниз причудливые аллеи Ботанического сада, на заросшие густой травой и кустарником овраги, на степенные ветви столетних деревьев, распростершиеся над его головой. Мальчик переводил благодарный взгляд на долговязую фигуру своего репетитора, на его старенькую куртку, заштопанную неумелыми руками девочек, и на тонком лице Лени появлялось упорное, настойчивое выражение. Осенью он выдержит экзамен, он будет первым учеником, возьмет уроки, поможет матери… Вечерами они с Макакой будут ходить гулять, опять вместе. Совсем забросил он девчонку… И никому до нее дела нет, все заняты по горло, а она и рада. Вон в какую катавасию влезла на базаре, привыкла уже ходить одна… А бывало, уцепится за его руку и не отойдет…

Мальчик с глубокой тоской ощущает в своей руке маленькую твердую руку… с беспокойством оглядывается вокруг… «Ведь вот где она сейчас, эта Макака? Город большой, улицы залиты солнцем; движутся, словно плывут в солнечном свете, толпы людей… А Макаке больше ничего и не надо. Ей бы только нырять и плавать в этой людской гуще, как маленькой рыбешке; она ведь не разбирает, кто свой, кто чужой, — ей все свои… Не завел бы кто-нибудь куда», — с тревогой думает Леня.

Щедро цветет сирень. На соседней скамейке, рассыпав на коленях мохнатые ветки, девушки, смеясь, ищут счастья…

— Пять лепестков! Пять лепестков!

Леня с жадностью хватается за учебник; у него свои мысли, свои мечты…

«Учиться надо, учиться… Пустозвоном к людям не пойдешь. Вон мать у Ивана в кружке доклад делала… Вася говорит, тишина стояла, слышно было, как муха пролетит… А что я сейчас? Недоросль! Полный неуч!..»

Подолгу над каждой страницей корпит Леня… А по аллее мимо него, вспархивая белыми крылышками, идут и идут на экзамены гимназистки.

«Настанет ли когда-нибудь и мой час?» — с тоской думает мальчик.

Утром Леня отозвал Динку в свою комнату и тихо сказал:

— Слышь, Макака, я тебе помажу хлеб маслом и сахаром присыплю, а колбаску ты не тронь. Пусть будет Мышке и Алине, они на экзамен идут.

Динка надулась.

— Я тоже хочу колбаски, — шепотом сказала она.

— Ну, бери… Только ты ведь любишь и хлеб с горчицей.

— «Любишь, любишь»… Это если в охотку, а поневоле кто ее любит? — заворчала Динка, но, увидев удрученное лицо мальчика, махнула рукой: — Ну ладно! Только принеси сюда хлеб с горчичкой и погуще сахарком присыпь, скомандовала она, усаживаясь на свое любимое место на подоконнике. — И молока мне принеси!

— Какого молока? Кто это горчицу молоком запивает?

— Ну, чаю принеси.

— Да чего это я буду чаи по комнатам разносить?. - возмутился Леня. — Иди к столу и напейся!

— А там же колбаска!..

— Тьфу ты! С тобой свяжешься, так не рад будешь! Говори сразу, чего тебе еще?

— Мантильку!

— Чего?

— Мантильку… Мантильку… — хохотала Динка, глядя на недоумевающее и расстроенное лицо друга.

— Да ты что? То ридикюль какой-то допотопный вытащила, то теперь какую-то мантильку спрашиваешь? Да с тобой не заметишь, как с ума сойдешь!

— Ха-ха-ха! Да это я так свой плащ называю! Ну, тот, что папа прислал, с клетчатым капюшоном! А ты уж испугался, даже лоб у тебя мокрый стал! Подумаешь, из-за какой-то мантильки! — хохотала Динка.

— Да мало ли каким пугалом ты захочешь вырядиться! — засмеялся и Леня.

Через минуту, облачившись в свой роскошный плащ с шелковым клетчатым капюшоном, Динка вышла на улицу. В своих походах она редко задавала себе вопрос, куда идти. Она шла туда, где синела полоска неба, где виднелся длинный ряд деревьев и пели птицы…

Но в это утро Динка не слышала птиц, над городом плыл колокольный звон… Он разбивался на многие голоса, могучие, мощные. Они долго дрожали в воздухе, а мелкие звенели, рассыпались колокольчиками над самой головой, потом их снова заглушал могучий удар большого колокола, и над городом плыл долгий-долгий, медленно затихающий звук… Динка шла за колокольным звоном, И чем дальше она шла, тем волшебнее становились расцвеченные утренним солнцем сады и сильнее пахла распустившаяся за ночь сирень.

Динка шла с распахнутым настежь сердцем, полным любви ко всему живому, ко всему, что дышит и радуется жизни, ко всему, что растет, цветет и зеленеет…