Алексей Ливеровский - Тихий берег Лебяжьего, или Приключения загольного бека [Повесть]

— Вожми на память. Давно иждалека привеж, вше думал подарить кому-нибудь, вожми.

Как я не отнекивался, пришлось взять. Рыбаленция задвинул сундук, мы еще поговорили, собственно, один я, он все смотрел и смотрел на меня, и вдруг:

— Жнаешь што? Хочешь на кокку ш моря пошмотреть? Крашиво! Грешть тебе, не могу…

Я сразу согласился. Дядя Ваня еще раз глянул на меня, будто рост смерил, решил:

— Жавтра к вечеру приходи к мошткам. Пойдем в море. Шайчаш мне на перевяжку. Пошли?

Мы вместе вышли на главное шоссе. Я рассказывал, что отец из плавания прислал велосипед и обещал еще шлюпку, настоящую морскую. Рыбаленция как всегда слушал молча, и вдруг… голова у него пригнулась, ноги зашаркали, палка застучала вовсю. Громко-громко забормотал:

— Рыбаленция! Рашкатушки! Першиада! Норд-вешт — тень-вешт! Буря!

Навстречу нам шел Фрол Петрович, урядник. Не здороваясь, строго посмотрел на Рыбаленцию и разминулся с нами, не сказав ни слова.

Дома мама посмотрела на подаренного мне медного человечка и сказала, что это Будда и что зачем я взял, может быть, вещь дорогая.

Юрка целое утро растирал бутсы страшно вонючей и темной мазью. После завтрака убежал в Петровский хутор. Я решил посмотреть, как в Лоцманском готовят кокку. Не хотел с собой никого брать, прошел мимо наших бревен. Там никого не было. Заметил, что с шоссе в Большой дом идет урядник. Опять что-то случилось! Мигом обежал вокруг, на тропку под сиреневыми кустами и взгромоздился на приступку.

В кухне была одна тетя Зина. Открылась дверь, ввалился урядник и опрокинул ведро. Страшный получился грохот. Хорошо, что в ведре было мало воды. Урядник бормотал:

— Пардон! Пардон! Виноват! Ольгу бы Константиновну…

Тетя Зина бросила тряпку на лужу и ушла в комнаты.

Урядник плюхнулся на табуретку. Вид у него был унылый. Кончики усов свешивались, как сосульки. Бабушка появилась, как всегда, в двухэтажном платье и в наколке, только все светло-коричневое. Подошла к уряднику:

— Что ж ты, Фрол Петрович, с утра пораньше и в виде? Водки не дам…

— Ивана Купала большой праздник, сударыня, — урядник хотел перекреститься; получилось не очень: залез рукой выше красного погона. Хихикнул, икнул.

Бабушка продолжала выговаривать:

— Что люди скажут, — ладно еще, пусть. Гляди, Фрол, как бы начальство не заглянуло. Не за тридевять земель.

— Ольга Константиновна! Как в воду глядела. Беда, помогайте, становой завтра пожалует.

— Ну?

— С ревизией. Всюду нос сунет. Скажет, кони тощие…

— Не продавал бы овес на сторону. На одном сене…

— Помилуй бог, Ольга Константиновна, не продавал. Худокормные они…

— Врать-то в глаза. У кого Абрам Хенцу, риголовский мужик, десять мешков купил?

— Лошадки полдела. Подлецы кругом — люди, нашепчут: берет, порядка нет, кругом воровство. Ох, ославят ни за что!

— Сам виноват.

— Помилуйте, разве я… Посудите, с воришками. Одного, ради вас, отпустил, другой убежал…

— Как убежал?

— Из риги. Подрылся — и нет…

— Откупился, значит. Эх! Фрол Петрович, сам ты себе враг.

— И то ничего, сударыня, всего хуже голубки-листовки эти, с вашего чердака, — урядник провел ребром ладони над форменным воротником, — вот где! Егор-продавец, сволочь, извините, в Ораниенбауме стукнул.

Бабушка промолчала, переложила что-то на полке, поправила волосы.

Урядник тянул:

— Вот и получается, на моем участке с политикой неблагополучно, а тут еще довесочки. Считайте. Воришка живет? Живет. Непомнящий живет. Цыгане пришли — разрешил пожить. Полное притонодержательство!

— Что тебе цыгане? — спросила бабушка и притворно зевнула.

— Как что? Волхование запрещено [33] Волхование — колдовство, гадание, знахарство были запрещены законом. Цыгане тогда этим занимались. .

— И с этих взял.

Тетя Зина вошла с бутылкой водки и кусочком колбасы на тарелке.

Бабушка отмахнула ее рукой:

— Не надо, ему и так полно.

Тетя Зина поставила все на стол и вышла. Урядник долго молчал опустив голову.

Бабушка сказала: «Подожди, сейчас» и вышла. Фрол Петрович прямо прыгнул к столу, налил стопку водки, проглотил, не закусывая, и уселся на место. Еле успел. Бабушка вернулась и скучным голосом спросила:

— Что тебе надо?

Урядник сложил ладони и таким сладким-сладким голосом:

— Ольга Константиновна! Матушка! Выручайте. Не уедет так становой. Не отдарить — съест, сожрет с потрохами. У меня ничего, ну, ничего…