Лев Кузьмин - Золотые острова

План у Николаши был очень прост, но, как тут же оказалось, с некоторой заковыкой.

«Ворожейное место», то есть место, где скрещиваются ведущие на четыре стороны дороги, за нашей деревней только одно. И причем — сразу почти за околицей, в ближнем лесочке. Поэтому одна сторона получалась нашей, деревенской, для девчонок, наверное, менее всего интересной, а вот три других направления вели в места, которые для продолжения рассказа надо назвать поточнее.

Прямое направление — это к далекой железнодорожной станции. А станция — это, значит, и далекие, пока еще неведомые нам города-столицы, где, по слухам, не жизнь, а сплошной рай.

Направление правое — в большую, больше нашей, и оттого, конечно, более веселую деревню.

Ну, а левое направление — в полузаброшенное сельцо с заколоченной церковкой и со всё еще не закрытым кладбищем.

Вот с кладбищем-то и надумал Николаша связать свою Метке да Нюрке «месть». Вот из-за этого кладбища и повернулось все иначе, чем каждый из нас предполагал всего лишь минуту назад.

Встали мы в виду белых тихих елок на перекрестке, маленько отпыхнулись, и нежданно для меня Николаша говорит:

— Сейчас в ту сторону, где кладбище, под елки и занырнем. И как только Нюрка с Меткой тут появятся да начнут выслушивать своих предбудущих сватов, так мы им с кладбищенской-то сторонки тихонько и звякнем…

И Николаша протянул было руку ко мне за колокольчиком, а я как представил, что тут произойдет, а я как мысленно увидел опять ту улыбчивую Метку за тем летним ночным окошком да перед зеркалом, так сразу Николаше и отрезал:

— Нет! Пугать кладбищем не согласен! Давай придумывать что-нибудь иное… Для кладбища колокольчика не дам!

— Не дашь?

— Ни за что!

— Ясненько… — негромко, но недобро засмеялся Николаша. — Ясно! Каши с тобой на пару не сваришь! У тебя интересы свои… Тебе бы лучше сюда со мной и не ходить. Тебе бы лучше на своем домашнем порожке остаться да оттуда в колокольчик Метке и позванивать: «Вот, мол, где твой будущий женишок! Вот, мол, где! Вот, мол, где…» Я ведь знаю, я давно догадываюсь: ты мне тогда под окошком у Метки — наврал! Сам что-то видел, а мне — наврал!

Меня, несмотря на мороз, будто алым жаром опалило:

— Неправда! — заорал я.

И кулаком, увесистым в нем колокольчиком, стукнул Николашу по макушке, по шапке.

Стукнул, видать, крепко, потому что и Николаша отвесил мне хорошую затрещину.

И мы принялись друг дружку мутузить так и этак, да меня вдруг охватило уже не злым жаром, меня ожгло ужасом.

— Стой! — закричал я. — Стой! Колокольчик где? Он исчез! — И уставился на растопыренную ладонь, на драную свою, куцую варежку, затем стал озираться понизу, вокруг. Да узкая, снежная дорога и высокие на обочинах сугробы были нами в пылу схватки истоптаны, избуровлены — колокольчика в этом месиве не видать.

— Вот… Не послушался меня, заспорил… — неясно к чему, но сразу тревожно сказал Николаша и тут же сам принялся оглядывать истоптанное место.

Смотрели мы с ним, смотрели, ничего не высмотрели и, припав на корточки, принялись перегребать снег руками.

Копошились мы молча, но, конечно, каждый при этом свое что-то думал.

Мои думы были до обмирания в груди — жуткими. У меня вышибло из памяти все. Перед моим воображением теперь лишь Екимыч, его наказ: «Ох, смотри…»

И вот я посмотрел-просмотрел! Причем просмотрел, промахал не только колокольчик этот, а вместе с ним и все самое, может, лучшее во всей моей деревенской жизни! Не допустит меня больше Екимыч во свою конюшенную державу, и ни одна теперь лошадка не согреет своим ласковым дыханием мою озяблую ладонь, мое тревожное сердчишко…

Руки от рытья в снегу окоченели, онемели. Полусогнутые пальцы в мокрых и обмёрзлых варежках стали как тяпки. Но я гребу и гребу снег, все надеюсь: колокольчик вот-вот найдется.

Николаша тоже надеется. Тоже шарит в белой мешанине. И тут, прямо над нашими согнутыми спинами, раздается звонкий, насмешливый голос, и голос не чей-нибудь, а Меткин!

— Ага! Парни не хуже нас гадают, тоже завораживаются! Крещенский снег полют, красу свою ищут! Надо, Нюрка, подсобить им!

— Надо! — как всегда готовно, рядом с Меткой подает голос Нюрка, и, гляжу, она подскакивает к Николаше, сует ему за ворот целый снежный ком.

— Ой! — падает с корточек на спину Николаша, валенки его проезжают пятками поперек не совсем еще изрытого нами сумёта, и оттуда — дилинь! — выкатывается колокольчик.

Я тоже вскрикиваю: «Ой!» Я грабастаю находку обеими руками, а Метка пробует у меня колокольчик выхватить: