Ян Экхольм - Тутта Карлссон Первая и Единственная, Людвиг Четырнадцатый и другие

— Разве? А я и не заметил, — хорохорился Людвиг Четырнадцатый.

— Ещё и кип-кип-кипятится! — удивилась Тутта Карлссон. — Как же ты оказался таким дураком, что дал себя поймать?

— Ну, перепутал человека с пугалом! — огрызнулся Людвиг Четырнадцатый.

— Ты сказал правду, — промолвила вдруг Тутта Карлссон. — Ты совсем не такой хитрый, как другие лисы. Поверить, что жив-жив-живой человек — пугало!

Людвиг Четырнадцатый заплакал.

— А разве так не бывает?

Послышались шаги, и человек, который поймал Людвига, остановился у клетки.

— Не-бойся-цыплёночек, — засмеялся человек. — Лисёнку-теперь-не-сбежать-из-твоей-клетки. Еду-то-он-получит-но-не-цыплятинку-о-которой-он-мечтал.

Человек поставил в клетку миску с костями и мясом.

— Чего, чего, чего? Что говорит человек? — всполошилась Тутта Карлссон. — Ты пришёл сюда, чтобы пит-пит-питаться цыплятиной?

Людвиг Четырнадцатый глубоко вздохнул.

— Я пришёл, чтобы поиграть с тобой. Но меня поймал человек, чтобы мной играли его дети.

— Бедный Людвиг Четырнадцатый, — запищала Тутта Карлссон. — Значит, это я вин-вин-виновата, что тебя посадили в клетку? Обещаю, что помогу тебе выбраться отсюда. А пока до свидания.

И Тутта Карлссон исчезла. А Людвиг Четырнадцатый остался один во дворе у человека в клетке для цыплят.

Маллот и Петер вернулись от бабушки.

— Какой-миленький! — обрадовалась Маллот и попробовала погладить Людвига Четырнадцатого.

«И совсем я не миленький», — подумал Людвиг Четырнадцатый и схватил её за руку.

— Папа-можно-мы-заберём-его-к-себе-в-детскую-на-ночь? — умолял Петер. — Пусть-он-спит-в-кукольной-коляске!

«Ещё чего не хватало, — подумал Людвиг Четырнадцатый. — Лис — в кукольной коляске!»

На этот раз человек был с ним, очевидно, согласен.

— Лучше-уж-пусть-лисёнок-останется-в-клетке. Лесные-звери-плохо-себя-чувствуют-в-доме-у-людей, — сказал он.

Людвиг Четырнадцатый нашёл это заявление вполне справедливым.

— Нужно-дать-ему-имя, — предложил Петер.

«У меня уже есть одно, но вам его не отгадать», — подумал Людвиг Четырнадцатый.

— Пусть-будет-Микке. Микке-звучит-очень-мило! — предложила Маллот.

Лисёнок вяло улыбнулся: Микке — такое обычное имя. Людвиг Четырнадцатый куда возвышеннее!

— Рыжий-хвост, — сказал человек.

Людвиг Четырнадцатый заворчал. Право же, ему надоели все эти глупости. Его зовут Людвиг Четырнадцатый, и точка.

— Давайте-лучше-к-завтрашнему-утру-придумаем-ему-чудесное-пречудесное-имя! — предложила Маллот.

К завтрашнему утру!

Людвиг Четырнадцатый почувствовал, что нос его снова стал сухим и горячим. Неужели ему придётся скучать в этой проклятой клетке до завтра? Ой, как мама Ларссон будет волноваться! А как папа Ларссон будет сердиться!

— Можно-взять-ошейник-Максимилиана-и-погулять-с-лисёнком? — спросила Маллот.

Людвиг Четырнадцатый сразу же повеселел: во время прогулки, может, ему удастся сбежать в лес?

— Можно, — разрешил человек, — но-будьте-осторожны. Мне-кажется-что-лисёнок-немного-зол.

Людвиг Четырнадцатый решил притвориться добрым. Он разрешил детям надеть на себя ошейник Максимилиана и послушно поковылял рядом с ними.

Максимилиан лежал в своей конуре и мрачно наблюдал за всем.

— Тебе-завидно-что-мы-другого-зверька-а-не-тебя-ведём-на-прогулку, — поддразнил его Петер.

Пёс в ответ заворчал, потом заскулил.

Людвиг Четырнадцатый дёрнулся было в кусты, но поводок так натянулся, что пришлось перекувырнуться кверху лапками через голову назад. Дети рассмеялись. А ему было совсем не смешно.

Людвиг Четырнадцатый надеялся, что, возвратясь с прогулки, дети забудут запереть замок. Но он ошибся. Замок был заперт с особой тщательностью. Петер даже подёргал его.

— Не-убежишь-от-нас, — сказала Маллот. — Скоро-уже-ночь-и-мы-должны-спать. А-завтра-мы-опять-придём-к-тебе.

«Завтра я буду в лесу», — мысленно возразил ей Людвиг Четырнадцатый. Но как ему удрать обратно в лес, он не знал. Разве что Тутта Карлссон что-нибудь придумает.

После ужина из дому вышла мама Петера и Маллот. В руках она несла миску с едой. Мама говорила медленно и ясно, так что Людвиг Четырнадцатый понимал её довольно сносно, хотя все слова её звучали для него тоже, как одно длинное-длинное слово:

— Пожалуйста-ужин-нашему-новому-гостю-подан, — сказала она. — Дети-очень-просили-чтобы-ты-получил-самые-лучшие-кусочки-те-что-обычно-достаются-Максимилиану.