Альберт Иванов: Февраль – дорожки кривые

Меня как-то здорово избили за красиво живешь, и мать неизвестно откуда пронюхала, что нашими пацанами заправляет Юрий Степанчиков. Думаю, Кривой сболтнул. Она вцепилась-таки в отца и заставила его пойти к подполковнику.

— Да плевать я хотела, что он твой начальник! — кричала она, смазывая мне йодом ссадины. — Я мужчина или ты?

Отец понял, что он. Взял меня за руку и, как я ни упирался, потащил за собой. И все допытывался по пути о подробностях.

— Подробности у меня на морде! Он хуже фашиста! — вырвался я наконец у самого дома Степанчиковых.

Мне даже самому стало интересно, чем это кончится. А вдруг?! Поэтому я не удрал и остался у ворот, а отец вошел во двор и скрылся в парадном.

Я ни о чем и просить моих собачек не стал. Я вдруг правда поверил, что отец за меня постоит. Пошел же! Честно или нечестно сюда ввязывать взрослых, важен результат. Поверит ведь отцу подполковник. Нет, не устоять тогда Юруне против двух офицеров. Теперь ему хана, он даже не сможет ни сегодня, ни завтра, никогда отомстить. Если сейчас и отбрешется, значит, потом, нате вам, с ходу все подтвердится, если он по злобе опять пацанов на меня натравит… Фиг вам, конец всем мытарствам! Захочу, расхрабрился я, и Витька под защиту возьму. Скажу: «У Кривого отец на фронте погиб, а теперь мой его в обиду не даст. Так, мол, и заявил при свидетелях: руки, ноги поотрываю тому, кто этого мальчика-инвалида тронет! Из школы вышибу, в колонию отправлю! Отец у меня такой: сказал — сделал. Съели?»

Как приятно быть великодушным…

Минут пять я послонялся у ворот, а потом присел на завалинку под окном. Из форточки внезапно долетел голос отца:

— …Конечно, чепуха… Да-да, товарищ подполковник… Так точно! Не к лицу нам в мальчишечьи дела встревать. Прошу прощения…

До чего ж я отца возненавидел в ту минуту. Наверно, он стоял ближе к окну, поэтому я только его голос и слышал. Знакомо незнакомый, почтительный, угодливый… Никогда я раньше не слышал, чтобы с кем-то он так разговаривал.

— …Есть, товарищ подполковник!.. Хи-хи-хи… Не было печали, зато теперь семьями познакомимся. Сейчас я его, обормота, кликну. Еще выдам за брехню…

Неужели это мой отец? Брехло, всегда меня так бодренько называл: «сыночек», «наследник», «смена». Что ж, пусть радуется: достойная смена растет.

Убежать?.. Но куда??

А самое подлое впереди. Мы вчетвером, я с отцом и Юрий со своим, пили чай в заставленной немецкой мебелью гостиной. И мне все казалось, что пью не из трофейной фарфоровой чашки, а из той каски.

Юруня пододвигал мне пирожные в вазе, чинно прихлебывал и заливал:

— Я же не знал, батя. Они сами, у нас там такая шантрапа… Если б знал, я бы его защитил. Ведь мы почти что друзья? Верно, Толик? — прищурился он.

И все строго уставились на меня. Особенно мой отец. Но он-то должен был хоть что-то понимать. Видимо, и он в свою очередь считал, что я тоже должен его понять. Ну, набили морду — в детстве с кем не бывает. А ему теперь, извольте, надо ссориться с начальством. Или, может, он дипломатично считал: сам факт нашего Появления здесь уже поспособствует — его любимое словечко — на будущее благо… Мне хотелось хоть как-то оправдать отца, но все равно — ненавидел его и ненавижу.

— Он у нас стеснительный, — деланно засмеялся отец, потому что я продолжал молчать.

— А на вид боевой, — прогудел Степанчиков-старший, кивнув на мою разукрашенную вывеску.

Юруня пнул меня под столом носком ботинка, а на лице безмятежно сияла улыбочка:

— Друзья ведь?

Я вздрогнул и промычал:

— Угу. Друзья…

— Вот видите, — облегченно вздохнул мой иуда-отец.

Я тихонечко, будто дуя на чашку, засвистел своим особым призывным свистом, мысленно вызывая моих Жуков. И взмолился: спасите меня отсюда!..

— За столом не свистят, — сердито заметил отец. — Стыдно за тебя.

Три ха-ха! Ему, видите ли, за меня стыдно… Привел собственного сына к его палачу да еще и отчитывает. Я смотрел на отца сквозь щелки опухших глаз.

Наконец мое послание собачкам начало действовать: жучки недаром хлеб ели. Отец заерзал на стуле и робко сказал:

— Нам пора… — Он встал, мигом надел фуражку и чиркнул ладонью по козырьку: — Разрешите идти, товарищ подполковник?

— Что вы так официально? — попенял ему Степанчиков-старший. — Вы не на службе, а в гостях…

— Извините, привычка.

— Хорошая привычка, — встал подполковник и попрощался с ним за руку.

Я побрел к двери впереди отца.

— Что надо сказать? — цепко остановил он меня.