Марк Ефетов - Света и Камила

— Садись, Яхия. Бобы остынут.

Фатьма знала, что сын любит мечтать, фантазировать, придумывать сказки, которые Камила могла слушать без конца. Ведь сказкой казалось и то, что он всегда говорил: «Буду художником!»

Яхия, сын Мустафы, родился в Порт-Саиде, в большом городе у входа в Суэцкий канал. Увидев во сне бриллианты на одежде короля, Яхия вспомнил про бедных феллахов, которые строили канал.

Сколько раз Мустафа с сыном сидели по вечерам на берегу канала. Яхия видел, как плывут подгоняемые ветром фелюги — большие лодки с трепещущим парусом, похожим на крылья птицы. В ветреные дни фелюги скользили быстро, но их обгоняли белотрубые корабли, тонкие яхты или серо-зелёные военные катера. Ветер не мог соперничать с машиной. Когда воздушные течения меняли свой путь, наполняемые ветром упругие паруса обвисали, превращаясь в тряпки.

Однажды Яхия увидел, как застывшую в безветрии фелюгу тянули на верёвке по берегу шестеро египтян, обгоревших на солнце.

— Отец, — сказал Яхия, — учитель показывал нам картину русского художника Ильи Репина. Там тоже вот так же тянут по берегу тяжёлую баржу. Это бурлаки в России, на реке Волге.

— Нет, — сказал Мустафа, — там это было раньше, много лет назад, когда у русских был царь вроде нашего короля Фарука. А теперь там нет царя и нет бурлаков… Пойдём, Яхия…

Мустафа не любил долго сидеть у канала. Он как-то рассказал сыну, что этот канал — могила его деда. Дед Мустафы много лет назад рыл канал киркой и лопатой. Он свалился от непосильной работы и умер здесь, у голубой воды, окаймлённой зелёными берегами в пальмовых аллеях. И так же, как дед, от невыносимой жары, тяжёлого труда, недостатка воды и недоедания погибли ещё сто двадцать тысяч бедных феллахов. Их потом и кровью был построен этот канал, захваченный иностранными богачами. Богачи эти наживали огромные деньги на том, что пропускали по каналу суда всех стран, они богатели, скупали бриллианты и золото. А египетский народ как был нищим, так и остался.

Сколько раз Яхия слышал, как его мать говорила отцу:

— Я уже поела. Не приставай, Мустафа.

— Ну, тогда и я сыт! — Отец отодвигал миску с бобами и уходил.

— Поешь, сынок! — Фатьма пододвигала миску Яхии. — Ты же растёшь. А когда человек растёт, ему надо много есть.

Яхия был голоден, но он не мог есть, зная, что и мать и отец отказались от еды ради него.

— А Камила поела? — спрашивал он.

— За неё не волнуйся, сынок! — говорила мать…

Яхия начал рисовать рано, когда ему не было ещё и десяти лет. Тогда в семье Мустафы было голодно, и мальчик больше всего любил рисовать бананы и апельсины, лепёшки и миски с едой.

Он был фантазёром, Яхия, любил мечтать и мечты свои переносить на бумагу — рисовать. Он становился старше, рука держала твёрже карандаш, и большой мир появлялся на его рисунках.

Особенно любил Яхия рисовать спящую Камилу. Спит она, тихонько посапывает, а кукла лежит рядом, у щеки.

Когда Яхия рисовал Камилу, такая радость охватывала его, что исчезал весь мир вокруг.

Однажды Мустафа увидел карандашные наброски сына и пришёл от них в восторг:

— Камила! Смотри, Фатьма! Камила спит. И кукла рядом… Камила смеётся. И везде как живая!.. Яхия, вот на этом рисунке она получилась лучше всего… Нет, на этом. Или на этом. Все хороши, сынок.

— Нет, — сказал Яхия, — это всё ещё плохо. Я должен нарисовать её и нарисую лучше.

— Но это же Камила! Что ж тут плохого, сынок?

— Должно быть лучше, — твердил своё Яхия.

Он хотел, чтобы в его рисунках была видна и доброта Камилы, и её весёлость, и красота. Сколько бы Яхия ни рисовал сестрёнку, его не радовали эти рисунки. Он любовался Камилой, скучал без неё. Когда же сестра обнимала его тёплыми руками и прижималась щекой к щеке, Яхию охватывала такая радость, что он принимался кружиться по комнате, плясал, подбрасывал Камилу, ловил её, падал, боролся с ней, ложась на обе лопатки. А Фатьма хотя и говорила: «Уймись, ты же не ребёнок и она девочка, а не мальчишка», — но в душе радовалась.

Да, она часто радовалась. «Камила, ну кто так держит ложку!» — строго говорила Фатьма. А про себя думала: «Выросла доченька. Давно ли её надо было кормить из ложечки. А теперь сидит со всеми за столом и ест, совсем как большая».

В том году платья Камилы, — а их было у неё два, — стали совсем короткими. Яхия называл теперь сестру Длинноножкой. Руки и ноги у неё вытянулись: срочно надо было шить новые платья. А где было взять денег на материю? Фатьма отрезала кусок от материи, которая заменяла ей платье. Она распорола оба платья Камилы и натачивала их. И при этом каждый стежок приносил ей радость.