Марина Москвина - Моя собака любит джаз

Идем — мама с папой жуют печеньице, глазеют по сторонам, ветер, солнце, небо, облака… Я у них спрашиваю:

— Кто каким бы хотел быть пальцем?

;— Я, — ответила мама, — мизинцем.

— А я безымянным, — сказал папа.

Вот такие вели разговоры.

В ГУМе папа отправился в «телевизоры», мама — в галантерею, разбрелись кто куда: я еле отыскал папу в конце третьей линии на первом этаже. Он ел мороженое и с большим любопытством разглядывал объявление: «КТО ХОЧЕТ ЗНАТЬ, КЕМ ОН БЫЛ В ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ?»

В уголке стоял компьютер, а около него, сидела маленькая толстая тетя с фиолетовыми волосами, очень серьезная.

— Я хочу знать, кем я был в прошлой жизни, — сказал папа.

— Год рождения? — спросила тетя. — Месяц, число и час?

Папа все сказал. Он только час никак не мог вспомнить.

— Кажется, было утро, — говорит папа. — Хотя, постойте! Когда я рождался, мне мама рассказывала, по радио звучали кремлевские куранты и грянул гимн Советского Союза!

— Двенадцать часов ночи, — кивнула тетя.

Эту информацию она вложила в компьютер, и через десять минут пришел ответ:

«Великий писатель девятнадцатого века, гений мировой культуры, общественный деятель, философ, педагог, автор романов «Война и мир», «Анна Каренина», «Севастопольских рассказов»…

— Вы что, шутите? — прошептал папа и вытер о пальто вспотевшие ладони.

— Компьютеры не шутят, — отозвалась тетя.

— Выходит, по-вашему… — пробормотал папа, — я в прошлой жизни… был… Лев Толстой???

— Видимо, да, — серьезно ответила тетя. — Наш компьютер высчитывает сто процентов из ста.

— Нет, вы вообще отдаете себе отчет? — проговорил папа в неописуемом волнении.

Та только руками развела.

Папа вышел из ГУМа огромными шагами, с остекленевшим взглядом, он мчался, как призрак, без руля и без ветрил.

— Что это с ним? — испуганно спросила мама, выныривая из галантереи.

— Он в прошлой жизни был Лев Толстой, — ответил я на бегу.

— Ха-ха-ха! — засмеялась мама.

Папа остановился.

— Ты смеешься, — сказал он. — А это серьезное дело.

— Я всегда смеюсь, — радостно откликнулась мама. — Потому что когда я не смеюсь, я плачу! Миша, Миша, — спросила она, — а я кем была?

— Я не знаю, — ответил папа. — Понимаешь, меня в первую очередь всегда интересую я. А до других мне и дела нету.

— Все, мы погибли, — сказала мама. А папа сказал:

— У меня такой сумбур в голове. Я должен это осмыслить.

Ночью папа лежал неподвижно, как затонувший корабль, но шум папиных мыслей не давал нам уснуть. Время от времени он вставал, включал свет в ванной комнате и смотрел на себя в зеркало со смесью страха, восхищения и изумления. Утром он спросил у меня:

— Андрей, ты знаешь, что такое «пуританин»?

— Нет, — сказал я. — Я знаю, что такое «жилет» и «пипетка».

— Ты тонешь во мраке невежества, — заметил папа.

— Что ты будешь делать, когда вырастешь?

— Я буду делать очки черные от солнца, — ответил я и засвистел.

— «Нет» — глупостям! — высокопарно произнес папа. — «Да» — благоразумному времяпрепровождению!

И стал заставлять меня решать задачу: сколько процентов воды содержится в одном килограмме человека. Он из меня кровь пил, как вампир. Голова моя трещала от знаний.

Хорошо, у меня такая мозговая система — все выветривается, ничего не остается.

— Хватит тратить жизнь, — кричал папа, — на что-то малосущественное! Праздный человек — будущий преступник!

И дал мне работу — ломать ящик. Сначала я расчленил его на доски, потом вытащил гвозди, потом я их выпрямлял, потом все выбросил.

Папа был страшно доволен.

Куда только подевалась его милая привычка сесть в уголок и делать вид, что его не существует? Папа надел красную водолазку, которую он носил до женитьбы, шорты, носки и храбро в таком виде расхаживал по квартире, донимая нас разговорами о том, почему все считают себя вправе ущемлять свободу его личности.

Раньше он задавал нам с мамой вопросы типа:

— А снег во дворе растаял?

— Листья падают? Шуршат под ногами?

— Грачи прилетели?

Теперь он с головой ушел в проблемы государственного устройства, народного образования и политической жизни страны. Он все время маячил перед глазами и на чем свет стоит ругал современное общество, где нет места простому человеческому счастью.

Мама говорила:

— Миша, ты наживешь себе неприятности. А папа:

— НЕ МОГУ МОЛЧАТЬ!

И завел себе дневник: «Правила Жизни».

«Вот я смотрю на собаку, — писал он в своем дневнике, — и удивляюсь, как это природа устроила мудро — волосяной покров».