Тамара Крюкова - Узник зеркала

— Хочешь на него глянуть? Есть у меня зеркальце непростое, заветное. Всю правду, как есть, покажет, — предложила ведьма, доставая из ридикюля небольшое зеркало.

Марика подошла к старухе и заворожённо уставилась на мутную зеркальную поверхность. Ведунья произнесла:

Туманность в зеркале стала рассеиваться, и Марика увидела знакомый полицейский участок. За столом сидел краснолицый начальник полиции. Вдруг дверь отворилась, и вошёл Глеб. Сердце девочки учащённо забилось. Ему всё-таки удалось убежать от лавочника и отыскать её. А Ведунья говорила, что он будет её стыдиться.

Но противная старуха хитро подмигнула девочке и продекламировала:

Марика услышала тихий, будто доносившийся издалека, голос Глеба:

— Пожалуйста, отпустите её. Она ни в чём не виновата. Я сам подарил ей этот гребень.

Марика с торжеством глянула на Ведунью. Пускай видит, что она оказалась неправа. Глеб — не такой человек, чтобы бросить сестру в беде.

Полицейский сурово, но сдержанно возразил:

— Но она учинила дебош, когда мы хотели взять гребень в качестве вещественного доказательства.

Начальник полиции не решался обойтись с мальчишкой грубо. Уж слишком тот был хорошо одет и выделялся своей осанкой и манерами. Видно, родители у него важные персоны. Такого заденешь — потом хлопот не оберёшься.

Полицейский с тоской покосился на гребень, и Глеб понял, что вещицей придётся пожертвовать в качестве платы за освобождение Марики.

— Отпустите, пожалуйста, девочку. Гребень вы можете оставить, — предложил Глеб.

Полицейский с прищуром посмотрел на мальчишку: нет ли в этом подвоха?

— Это подкуп? — сурово спросил он.

— Конечно нет! Это вещественное доказательство, — как ни в чём не бывало выпалил Глеб.

Простодушная Марика не одобрила лёгкости, с какой Глеб распорядился её гребнем. Но видя, как Ведунья искоса пытливо поглядывает на неё, не выказала своего неудовольствия.

Между тем, начальник полиции всё отлично понял и решил, что это неплохая сделка. Девчонка уже получила своё. Её всё равно скоро придется освободить, зато теперь не нужно думать о подарке для жены. Сделав вид, что он ещё не пришёл к окончательному решению, блюститель порядка задумчиво почесал переносицу и сказал:

— Ну, если вы за неё ручаетесь, это можно устроить. — Он важно кивнул писарю, молча сидевшему в углу у маленького столика. — Запиши в протоколе: «Освобождается под ответственность…» запнувшись, он обратился к Глебу: — Кем она вам приходится?

— Она моя… — вспомнив предупреждение господина, который привёл его сюда, Глеб мгновение помолчал, а потом отчеканил: — Она моя служанка.

Марика стояла как громом пораженная. Её щёки пылали от пережитого унижения.

— Тьфу— Она плюнула в сторону зеркала и отвернулась.

— Стоит ли так огорчаться, касаточка? — подоспела со своими утешениями Ведунья. — Лучше раньше узнать о том, что он за птица. Теперь видишь, что я была права? Брось ты его, пока не поздно. Я помогу тебе отсюда выбраться. Пускай тогда ищет тебя как ветра в поле.

Как ни сердилась Марика на Глеба, по всё же не могла уйти тайком, как предательница, бросив его на произвол судьбы.

— Я обещала ему помогать, — сказала она.

— Я и забыла, что ты при хозяине, примерная служанка, — съязвила старуха, подливая масла в огонь.

Марика зыркнула на Ведунью, будто обожгла огнем, но промолчала. Видя, что девочку не так просто убедить, ведьма неожиданно сменила тему разговора:

— А скажи-ка, где твоя мать?

— Умерла давно, когда я родилась, — сказала Марика, не понимая, куда клонит старуха.

— А почему никто никогда не рассказывал тебе о ней?

Марика молчала. Её с самого рождения воспитывала Варга. Она помнила, как однажды другие цыганята начали дразниться, что её нашли в капусте. Она прибежала к Варге и попросила рассказать ей про маму, но в ответ та отрезала: «Она умерла, и нечего больше рассказывать». Варга быстро приструнила обидчиков, и больше никто не посмел дразнить Марику, но почему-то стоило ей спросить о матери, все точно воды в рот набирали. Впрочем, она привыкла к этому и уже давно не задавала никаких вопросов.

— Что ты знаешь про мою маму? — спросила Марика.

— То, что в ней, как и в тебе, нет ни капли цыганской крови.