Любовь Воронкова - Где твой дом?

— …поедем учиться, — продолжала Женя. — Анна Федоровна сказала, если хорошо себя на работе зарекомендуем, то партийная организация поможет нам поступить в вуз.

— Так, — Савелий Петрович иронически усмехнулся, — Анна Федоровна и сюда вплелась. Ясно.

— Женя, — предупреждающе сказала Елизавета Дмитриевна, — имей в виду — ты потеряешь Пожарова. Он мне намекнул, что его жена-утятница не устраивает.

— Что?! — Женя вскочила, глаза у нее засверкали. — И этот еще тут? Так вот скажите ему, что я останусь утятницей. Да! Да! Останусь у-тят-ни-цей. Именно так я и решила. И прошу вас обоих — не упоминайте при мне его имени.

И вообще, я больше этих разговоров слушать не хочу и не стану.

И она быстрым, твердым шагом ушла с террасы. Забыв о сатине, побежала к Руфе.

Озеро встретило ее мирным сиянием воды и негромким утиным разговором. Тускло-зеленые камыши неподвижно склонялись к воде. Островок с березами и липами, отчетливо повторяясь в озере, проложил чуть не до самого берега свою прозрачную зеленоватую тень, в которой гасло слепящее полуденное солнце.

По берегу от кормушки к кормушке ходила Руфа. Утята, уже совсем беленькие, лишь с желтым оттенком на шейках, переваливаясь, спешили к кормушкам, смешно шлепая своими розовыми лапками. Руфа ласково разговаривала с ними: «Скорей, скорей, мои лапки. Скорей, скорей, мои ути. Вот какие они у меня стали умные! Вот какие они у меня стали большие!»

Женя чувствовала, как эта мирная тишина, и этот ласковый говор, и эти маленькие, доверчиво бегущие за Руфой уточки — все это, уже привычное, знакомое, успокаивает ее душу.

Руфа увидела Женю, остановилась. Она глядела на нее из-под голубого шарфика, тревожно приподняв выгоревшие на солнце брови.

— Ты чего? Случилось что-нибудь?

— Случилось, — ответила Женя. — Жених от меня отказался.

— Ну?! — весело удивилась Руфа. — Неужели у него до ума дошло?

— Руфа, подумай, ему, оказывается, утятницу не нужно. А я-то дура, я-то думала, что он и в самом деле меня любит. Еще жалела его иногда. А? Ты подумай!

Руфа откровенно смеялась и радовалась.

— Да чего же ты злишься? Это же счастье для тебя. Такой дурак у тебя столько времени на дороге стоял. Да что ты! Развеселись же.

Женя на секунду задумалась. Потом брови ее разгладились, и она принялась хохотать вместе с Руфой.

— Жених от твоей подруги отказался. Вот, Руфа, как моя жизнь-то начинается. Жених отказался. Ой, помираю…

Женя хохотала от всей души, как смеются счастливые, освободившиеся от душевной тяготы люди.

— Знаешь, и у меня камень с души, — наконец притихнув, сказала Руфа. — Я все боялась, что ты не выстоишь, сдашься. Может, и от Москвы в горячке отказалась. Может, пожалеешь. Уговорят тебя…

— Нет, Руфа, нет. — Женя покачала головой. — От Москвы я не в горячке отказалась. В этом я не раскаюсь. Если ехать — так всем ехать, оставаться — так всем оставаться.

Руфа взяла ведерко с кормом:

— Одно только жалко, что осталась ты со зла, не потому, что хотела…

— Да ладно! — Женя выхватила у нее ведерко. — Скажу правду: за работу эту со зла взялась, но ведь не обижу я этих лапчатых. Иди отдохни, я сама накормлю.

И, осторожно шагая среди толпящихся утят, Женя пошла с ведром к следующей кормушке.

Это было ее первое ночное дежурство.

Женя давно уже научилась составлять рацион, готовить зеленый корм, обращаться с кормодробилкой и с кормомешалкой. Научилась ходить осторожно среди толпящихся под ногами утят, разносить по кормушкам корм. Зоркие глаза ее умели сразу заметить загрустившего почему-либо утенка, — Женя ловила его и относила в отдельный загончик, к слабеньким, чтобы подкормить, полечить… Теперь она уже и не так уставала и совсем не путалась в кормах, как в первые дни.

Вскоре она явилась на птичник в новом синем комбинезоне с белой строчкой и белыми пуговицами. Чувствуя себя ловкой и стройной, с удовольствием расхаживала по птичнику, не избегая случая и по совхозу пройтись. Это ведь тоже наряд, хоть и не праздничный, а рабочий.

«Ах, тетя Наташечка, как ты все умеешь сделать и как же ты все понимаешь!»

Не прошло и недели, как вся их девичья бригада — «ути-ути» — оделась в такие же яркие, хорошенькие комбинезоны. Потом еще Руфа придумала повязывать на шею свой голубой с розами шарфик — это вышло кокетливо и красиво. Вслед за ней и все в бригаде завели себе разные шарфики, белые воротнички, цветные платочки в кармашек на груди… Все чувствовали себя ловкими и нарядными, и это чувство создавало и поддерживало на утином берегу хорошее, праздничное настроение.