Любовь Воронкова - Где твой дом?

— Вот именно, — подхватила Руфа. — Если будем на совесть работать, так и заработаем хорошо.

— А эти платья «шик-блеск» тогда уже сами будем носить, — добавила Женя. — Сами! А не шить их для кого-то.

Маленькая губастенькая восьмиклассница Фаинка Печерникова прибежала к Руфе сама. Она слышала, что Руфа собирает бригаду, пусть и ее возьмет! Фаинка и в школе все время в живом уголке возится — только разве это работа? А ей по-настоящему хочется работать. Уток она очень любит и будет стараться. А что она маленькая и худенькая — на это смотреть нечего, она сильная, как… ну, как Юрий Власов, почти!

Вокруг Ани Горкиной собрался целый семейный совет.

— Если Руфа, то и я… — сказала Аня.

— Неужели полегче работы в совхозе для тебя не найдется? — возразила мать.

— Пропадете вы с этими утками, — тут же подхватила тетка, — не справиться вам.

— Чтобы молодежь, да не справилась! — вмешался отец. — Да молодежь вон какие огромные дела делает. Важно с самого начала на правильный путь стать. Вот, скажем, города строить надо. Атомы открывать надо. Это я все понимаю и все уважаю. Но ведь, чтобы города строить да атомы открывать, людям прежде всего пообедать нужно. Ну, что? Неверно это? Верно. Так и выходит, что одни люди будут и атомы добывать и всякие нужные машины делать, а вы будете тех людей кормить. Так что же, скажете, это так себе работа — людей накормить? А по-моему, выходит, что самая она важная и почетная на свете работа — это наша работа, крестьянская, основа всех работ на земле, потому что ни один даже самый ученый человек не евши жить не может. А то — «полегче что-нибудь»! Зачем ей полегче? Старая она, что ли, — легкости искать?

Отец так крепко поддержал Аню, что больше никто и не спорил. Только младший братишка Колька поддразнил потихоньку:

— Ути-ути! — и засмеялся,

Трудней всего пришлось с Катей Валаховой. Пухлая, румяная, с маленьким носом, зажатым толстыми щеками, с высоко выписанными бровями, которые придавали лицу слегка удивленное выражение, Катя никак не могла решиться сказать «да» и отказаться тоже не могла. Она была круглая сирота, и бездетная вдова Ксения Соколова, одна из лучших доярок совхоза, взяв Катю в дочки, всю жизнь боялась, как бы не обидеть ее. С детства закармливала ее, пичкала и тем и другим — как бы Катенька не проголодалась. И поработать боялась заставить — как бы не устала сиротка Катенька. И задумываться ей ни о чем не позволяла — как бы не загрустила сиротка Катенька.

— Ведь мы все вместе работать будем, — уговаривала ее Руфа, — соглашайся, Катюха!

— Не суметь мне… Не справиться! — испуганно глядя на подруг темно-голубыми круглыми глазами, слабо сопротивлялась Катя.

— Да мы же помогать тебе будем!

— Ну ладно. Пойду. Только у мамы спрошусь.

— Но ведь ты же взрослая, школу окончила!

— Все равно. Если мама не захочет…

— А если захочет, то пойдешь?

— Пойду. Только у меня ватника нету. Что я — хорошее пальто трепать буду? И платья у меня все хорошие. Мама заработала, а я трепать буду? Нет, не пойду.

И так без конца. То пойду, то не пойду. И уж когда всей только что организованной бригадой навалились, да еще и мама Ксеня помогла, — Катя окончательно согласилась.

Утиное дело в совхозе пошло в гору. Для Веры Грамовой отстроили новый птичник, а старый, маленький, отдали Руфе Колокольцевой.

Вот тут Женя узнала, что такое работать вилами, вычищая старую подстилку, и что такое мозоли на руках, и как болит поясница от усталости. Иногда казалось, что никаких сил больше нет, что сейчас она выпустит вилы из рук и повалится на пол. Но гордость и самолюбие держали ее. «Руфа не падает, и я не упаду. Аня не падает, и Клавка не падает, и я не упаду».

И выдерживала. А потом открыла новость — оказывается, не ей одной трудно.

— Ой, девчонки! — проныла как-то Клава Сухарева. — Сил нет, поясница ноет.

— Ишь ты! — усмехнулась Руфа. — А у меня, думаешь, не ноет?

— А у меня, думаешь, не ноет? — отозвалась Фаинка. — Даже в глазах темно.

Женя облегченно вздохнула. А она-то думала, что только ей тяжело. Значит, не так уж она слабее других?

А тут еще Фаинка высказалась:

— Смотрите на Каштанову. Директорская дочка, а вкалывает что надо. И в глазах у нее не темнится. А вы уж заплакали, принцессы на горошинах.

«Спасибо тебе, Фаинка! Ты и не подозреваешь, как поддержала сейчас директорскую дочку!»

Возни было немало. Пока вычистили загоны, пока все побелили известкой да постлали чистую подстилку… И вот наконец настал день — они едут за утятами.