Жанна Браун - Переправа

Малахов резко выдвинул стул и сел.

— Хватит изображать из себя заботливую няньку. По-моему, ты просто комплексуешь… А я-то, кретин, обрадовался… Впрочем, повторяться не буду. Поступай, как знаешь.

— Слушаюсь, товарищ лейтенант.

До общежития от казармы было рукой подать. Отсюда сквозь поредевшую листву были видны огни в жилых домах военного городка. Малахов медленно прошел через полуосвещенный плац и остановился возле клуба. Громадные, в два этажа, окна спортзала были ярко освещены. «Может, зайти взглянуть?» — вяло подумал он и тут же отогнал эту мысль. Время студенческих забав ушло безвозвратно. А жаль. Отличное было время.

Пять лет Малахов играл в институтской баскетбольной команде. Мишка Лозовский пришел в нее на два года позже и вскоре стал одним из самых результативных нападающих. Нападающих… Ну, Мишка… Кто бы мог подумать? Малахов помотал головой: опять Мишка… Хватит. Подумаешь, гордый… Сам захотел эту кашу хлебать, никто не заставлял. А теперь, естественно, комплексует.

Мимо Малахова сурово прошагала цепочка солдат с автоматами — сменять посты. Малахов невольно посмотрел им вслед и подумал вдруг, что автоматы у солдат заряжены самыми настоящими, боевыми патронами… И в эту минуту, как в озарении, он всем своим нутром понял, что попал в совершенно иной мир. В жесткий мужской мир команд, где все действия человека раз и навсегда определены одним из четырех уставов. Мир, в котором желания и поступки отдельного человека должны непременно сочетаться с интересами коллектива. Мир, где не получится «казаться», если не умеешь «быть». Даже вчерашняя задушевная беседа с подполковником Груздевым увиделась, вернее, услышалась сейчас Малаховым в новом, обязательном для него отныне свете.

«Черт возьми, — потрясенно подумал он, — а может, прав Мишка? И не он, а я упрямый осел?»

— Разрешите идти? — подчеркнуто официально спросил Малахов, надевая фуражку. С черного рабочего комбинезона и коротких сапог при каждом его движении сыпалась на чистый пол известковая пыль.

— Идите, — буркнул Дименков, раскрывая папку с документацией. На сухом желтоватом лице капитана лежала печать усталости и раздражения: человек занят серьезным делом, а его вынуждают транжирить ценное время на ерунду.

Малахов козырнул и вышел из канцелярии, еле сдерживая желание сказать капитану дерзость, выложить начистоту все, что он думает о методах его руководства. «И хорошо, что удержался, — похвалил себя Малахов, сбегая по лестнице. — Все равно ничего путного не услышал бы в ответ, кроме унизительного: «Не забывайтесь, лейтенант. Вы не у себя в институте»…»

На выходе Малахов столкнулся с Митяевым и двумя солдатами, тащившими в роту четыре новых ватных матраса. — Здравия желаю, товарищ лейтенант, — сказал Митяев и ласково похлопал по матрасу рукой. — Видали? Зам по тылу разрешил все заменить.

— Все сразу? — удивился Малахов. — Неужели износились так быстро?

Солдаты заулыбались, но Митяев цыкнул на них.

— Живо отнесите и вертайтесь на склад. Чтоб до трех все успели перетащить.

Когда топот солдатских сапог затих и на втором этаже хлопнула дверь, Митяев спросил:

— Видели, на чем спят солдаты?

— Конечно. На поролоновых матрасах. По-моему, это удобно, — сказал Малахов, терзаясь. С утра его взвод вместе со всей ротой занимался боевой подготовкой в дизельном классе. Все: и водители, и понтонеры. Последние по совету Хуторчука для расширения кругозора и взаимовыручки в бою. После обеда взвод должен выйти на стройку. Проводив своих солдат на занятия, Малахов забежал в учебку прикинуть объем работ и расстановку сил, но… Сначала его спешно вызвал в ротную канцелярию Дименков, а теперь задерживает Митяев. Но оборвать затянувшийся разговор с прапорщиком было неловко — Митяев старше на несколько лет.

— Коечку красиво заправить — это точно, а спать на таком плохо, — говорил Митяев, и было видно, что ему приятен и этот разговор, и сам лейтенант: такой стеснительный и вежливый. Митяев уважал интеллигентных людей и любил заводить с ними беседы на разные темы. — Поролон влагу в себя берет, и солдат ночью мерзнет. У меня какая стратегия? Чтоб солдат был здоровым.

— Конечно, конечно. Простите, я не думал. Мне никогда не приходилось спать на поролоне.

Митяев вытащил жестяную круглую коробочку с леденцами.

— Закуривайте, товарищ лейтенант. Сам варю из сахара с клубничным соком. Мой табак для здоровья полезный. Само собой, что говорить, ваше лейтенантское дело одно, мое старшинское другое, но если дело на меру, то забот у меня поболе, чем у командира полка. От подъема до отбоя — по макушку! Возьмем те же матрасы… Соображать кому пришлось? Мне. Не знаю, какой там умник их придумал, но, само собой, все новое по статистике от середины берут, верно? А у той середины еще два края есть — туда и сюда… Уяснили, к чему клоню?