Владас Даутартас: Он - Капитан Сорвиголова

И вот моя мама, как обычно, побежала на работу, а я, забыв обо всем на свете, размышлял о таинственном послании. Что кроется за буквами «К. С.»? Кличка это или имя? А может, условный знак, пароль или название какого-нибудь общества? Много всяких догадок приходило мне в голову, но ясно было одно: тот, кто писал, видел меня и следил за мной, а вот я, раззява, ничего не заметил. Досадно.

Время, как назло, тянулось медленно. Вдобавок ко всему и дел никаких не было. Квартиру мы убрали вчера, продукты тоже закуплены. Я взял книжку. Прочел страницу, еще одну и бросил. Думать я мог только об одном: о записке. Я пошел на кухню и сел там на подоконник. Отсюда хорошо виден весь двор. И тут меня осенило. Да как же это я раньше не додумался! Надо наблюдать, следить за двором, может, и узнаю что-нибудь. И смотреть я буду не просто с подоконника, а в бинокль. Я бросился в комнату, открыл шкаф, выдвинул ящик и достал бинокль. Правда, как только я взял его в руки, радость моя померкла. Все-таки я подошел к подоконнику с биноклем, но смотреть не стал. Даже на какое-то время забыл о загадочном треугольничке, новом дворе, развалинах… Я вспомнил отца. Последний раз я видел его два года назад — в нашем старом домике. Я сказал — последний, но это не совсем верно: я его вовсе ни разу не видел, а если и видал, то не помнил, потому что это было очень давно. Я понятия не имел, что за человек явился к нам домой так поздно. Привела его мама. Она же и разбудила меня и сказала дрожащим голосом: «Тадас, вот твой папа». Человек наклонился надо мной, поцеловал. Потом сел возле моей постели. А я смотрел на него. Было радостно, но почему-то хотелось плакать. Я долго сдерживался, а потом сел на кровати, обхватил его за шею и стал говорить, что давно уже жду его, давным-давно…

Папа прижимал меня к груди. У него были сильные руки. И я слышал, как стучит его сердце. Он долго сидел возле меня и рассказывал, рассказывал. Я и сейчас иногда думаю, что все это было во сне. Утром я проснулся и увидал в комнате маму. На стуле лежал этот бинокль. У мамы были заплаканные глаза. «Где папа?» Я подскочил на постели. «Уехал», — сказала она. «А когда он приедет?» — «Никогда, детка, теперь уже никогда». И мама заплакала. Потом она ушла на работу. Я встал, взял бинокль. «Почему не приедет?» — раздумывал я. Мне вспомнилось, как он рассказывал про свою жизнь, про далекую тайгу, про оленей с ветвистыми рогами, про свирепых медведей. Я представил себе ледяные быстрые реки, темные леса и снова подумал, что все это просто приснилось мне, мало ли что иногда снится. Но в руке у меня был бинокль, а мама только что плакала, значит, папа действительно был у нас. После этого мама не желала говорить со мной об отце, не рассказывала, где он. А я спрятал бинокль в самый глубокий ящик шкафа.

Мама застала меня у окна с биноклем в руках. Вообще-то я не просто стоял тут и думал все это время, а немного наблюдал за двором. Ничего примечательного обнаружить не удалось. На лавочке две молодые женщины укачивали в колясках детишек и судачили между собой. На галерее соседнего дома сидела кошка. Крупная, с пушистым хвостом. В бинокль я видел ее так, словно она рядом со мной — протяни руку и погладишь. Кошка нежилась на солнышке и дремала. Потом во дворе показался наш сосед. В соломенной шляпе и с собакой. Видимо, он свою псину водил гулять. Овчарка шла с опущенной головой, обнюхивала землю.

— Тадас, что с тобой? — спросила мама. — Заболел?

Я замотал головой. Мама заметила бинокль. Отвернулась и молчит. Потом взяла спички и поставила на газовую плиту разогревать обед.

— А я все не нарадуюсь. До чего удобно! Все под рукой — и работа, и магазины. Да еще газ! — оживленно заговорила она.

Я стоял на прежнем месте и не отвечал. Мама разогрела еду, села за стол.

— Знаешь, что мы с тобой сделаем? — продолжала она. — Возьмем отпуск и поедем в деревню. Будем купаться в озере, ходить по грибы. Ладно?

Я молчал.

— А может, тебе хочется в пионерлагерь? Мне бы дали путевку… Ты что — язык проглотил?

— Мне все равно, — угрюмо ответил я и ушел в комнату. Открыл шкаф и засунул бинокль еще дальше. Даже видеть его не хотел. Никогда.

— Ты поел?

— Угу.

Мама кончила обедать, немного повозилась в кухне и пошла переодеваться. Встала перед зеркалом. Надушилась. Подошла и обняла меня.

— Сделаем так, как тебе хочется. А ты подумай, ладно? Ну, я побежала.

Конечно, в клуб! Но сегодня это не слишком огорчило меня. Решающий час был близок. Я даже обрадовался, когда за мамой захлопнулась дверь. Теперь я сам себе хозяин. Хорошо, что мама не стала до конца расспрашивать… Когда стенные часы показали без пятнадцати восемь, я вышел. Спустился по лестнице во двор. Осмотрелся. Все было, как прежде, никаких перемен. Я глубоко вздохнул и медленно двинулся к мрачным, таинственным развалинам.