Серафима Полоцкая - Роль, заметная на экране

Пение скрипок пронеслось по лесу, как легкий ветер. Им ответила журчащая ручьем арфа. Закрякали болотными птицами валторны. И пять флейт, заменивших в оркестре звук башкирского курая, вступили в этот хор прославления природы.

Анвер с кураем показался из-за дерева. Мне и в голову не приходило, что его лицо может быть таким одухотворенным.

Теперь я уже смотрела во все глаза.

Лучи солнца, косо падавшие через ветви и листья, от легкого дыма были осязаемо плотными, а под этим светлым потоком танцующие девушки в прозрачных одеждах казались воздушными. В лиловатой дымке мелкие волны озера сливались с блестящей голубой поверхностью под ногами танцующих, и казалось странным, что носки их туфель не погружаются в прозрачную зыбь. Это было похоже на сон, который я видела в каюте боцмана, но только еще прекраснее. У меня мороз пошел по коже, как всегда в минуты восхищения.

Когда замолкла музыка и девушки остановились, вопросительно глядя то на операторов, то на Анну Николаевну, я, не удержавшись, подбежала к Вадиму и воскликнула:

— Это чудо! Настоящее чудо! В театре такое невозможно!

— Да, все получилось, — не улыбаясь, но как-то растроганно глядя на меня, сказал он и тихо добавил: — Сейчас самое большое чудо на свете — ваши глаза!

— Все остаются на местах! — прогремело над поляной.

Вадим смотрел на меня все так же не улыбаясь и, словно с трудом отрывая взгляд, обернулся к «камышам». А его слова и голос все еще звучали в моих ушах. Я хотела отойти, но, сделав несколько шагов, почувствовала, что ноги подгибаются, и села на траву. Громкие команды из репродуктора до меня почти не доходили. Наконец я поняла, что возник спор.

На площадке суетилась администратор Мая, то бегая к операторам, то устало споря о чем-то с осветителями. Беленькая Лена, как цапля, стояла на одной ноге, держа на другой коленке «внучку классной доски», которую полагается называть хлопушкой. На ней Лена писала мелом уже другое число — от сто двадцать первого номера наконец избавились. Помреж Зяма, близоруко щурясь, возился около брезентового озера, поправляя погнутые во время съемки тростники, втыкая в землю сломанные цветы, подбирая с блестящей поверхности упавшие с искусственных берегов комки глины и камешки.

Сюда же подошли Вадим, Анна Николаевна и Евгений Данилович. Перед ними на самом краю искусственного озера стояла «главная» Венера. Носком балетной туфли она машинально покачивала травинку и, как всегда, иронически улыбалась.

— Отрепетировали только этот кусок танца, — сказала она.

— Помилуйте, но нельзя же «отсюда досюда»! — В спокойном голосе Евгения Даниловича послышались металлические нотки, когда он обернулся к Анне Николаевне. — Чтобы снять «повелительницу камышей» другим, более крупным планом, необходим захлест — продолжение движения…

— Мы сейчас же придумаем дальше! — обиженно сказала Анна Николаевна. — Венера, как там в театре: у «главного камыша» какой танец?

Венера передернула плечами:

— Я ведь не эту партию танцевала.

— Девочки, кто знает? — обратилась Анна Николаевна к балеринам.

Все молчали.

— Пожалуй, я смогу показать, — сказал Хабир, поднимаясь с лужайки, где он сидел, по-башкирски подогнув под себя ноги. — Столько лет пастуха изображал, было время запомнить танцы всех партнеров.

— Ну раз так, помогайте своей жене! — улыбнулась Анна Николаевна, стараясь перевести его упрек в шутку.

Хабир, сбросив туфли, в одних носках вскочил на голубую блестящую площадку.

— Смотри, жена, — сказал он Венере, что-то добавив по-башкирски, рассмеялся и, легко сделав три огромных прыжка, закружился спиралью, пересекая брезентовое озеро по ровной диагонали.

— Молодец, Хабир! — воскликнула Анна Николаевна.

Я поняла, что мне надо было сразу рассказать ей о недовольстве Анвера и Евгения Даниловича поставленными ею танцами на брезентовом озере. Сейчас Анне Николаевне лучше было самой поработать с Венерой, а она положилась на Хабира, которого прочат ей в помощники, чтобы изменить танцы.

Хабир двигался по площадке так, будто его тело не имело веса, а руки, подобно длинным листьям тростника, взлетали словно от порывов ветра. Не зря Хабир считался лучшим танцовщиком Башкирии. Но в лице его сохранилась насмешливая неприязненность.

Когда он остановился, раздались аплодисменты. Это рабочий нашей электростанции — маленький дядя Степа, в застиранной добела солдатской гимнастерке, хлопал изо всех сил в ладоши.