Виктор Сидоров - Рассказы

— Чего выдумываешь, чего плетешь? Ведь знаешь, куда еду. — Но, взглянув в Митькины холодные, высветленные ненавистью глаза, надломился, заговорил жалобно, торопливо, сглатывая слова: — Ведь пропаду… Не выдавай… А, Мить?.. Вовек не забуду…

Митька медленно шел на Сергея, не сводя с него глаз, цедил слова сквозь сжатые зубы:

— Значит, наши воюют, а ты бежать, да? Наших убивают, а ты на Урал прятаться, да? Бедненьким прикидывался? Пальтишко дряхленькое напялил? Жалостную сказочку придумал?

Сергей, совсем растерявшись, молча отступал от Митьки, и только когда уперся спиной о стену рядом с дверью, выдавил:

— Кончай, слышишь? Отойди. Ударю.

Но Митька словно оглох, надвигался и надвигался на Сергея, тесня его теперь вдоль стены. Глаза все те же: холодные, страшные, беспощадные, и слова — будто камни:

— Гад! Сволочь! Убить тебя, как фашиста!

Сергей вдруг схватил мешок, вскрикнул по-заячьи и выпрыгнул из вагона.

Он упал удачно. Вскочил, погрозил Митьке кулаком.

— Паскуда! — выругался Митька и отвернулся. Вдали уже были видны дымные трубы Узловой…

1970 г.

В те дни, когда Илья Павлович приезжает погостить на дачу, тихая однообразная жизнь сразу обрывается, как старая кинолента, и начинается радостная суматоха: папа бежит в магазинчик, мама разжигает керосинку, тетя Софа и тетя Люся вдруг принимаются громко разговаривать и смеяться. Ухватив Илью Павловича за руки, они тянут его в разные стороны, будто хотят разорвать на две части.

— Идемте на реку, — говорит тетя Софа.

— Нет, пойдемте по ягоду, — зовет тетя Люся.

Илья Павлович хохочет и, изображая маленького капризного мальчишку, садится на землю, чтобы его никуда не увели.

Он шумный, веселый и щедрый. Для любого у него припасены шутка и улыбка. Тетя Софа его называет милым, обворожительным человеком, а тетя Люся — добрым гением.

Илья Павлович никак не может обойтись без подарков. Пойдет в лес — зеленых шишечек наберет, бусы сделает, согнется в шутливом поклоне:

— Примите, Людмилочка. От зайчика. Нынче встретил меня, шепчет: отнеси самой прекрасной из женщин…

С реки несет гроздья калины, сплетенной в венок.

— Это корона лесной царицы. Она очень к лицу вам, Софочка.

На даче полно разных цветов, но никто почему-то ни разу не догадался дарить их друг другу. А Илья Павлович каждому сорвет цветочек, да так умеет вручить, будто в его руках бриллиант Великий Могол. И маме тоже.

Мама смущается, смеется радостно, прижимая руки к груди:

— Спасибо, Илья Павлович, большое спасибо. Мне-то за что такую прелесть?..

Странная! Могла бы целую охапку этих цветов нарвать — ведь сама их садила и до сих пор каждый вечер поливает…

Илья Павлович всегда привозит какую-нибудь новую, веселую игру, тащит всех на большую поляну, и до самого вечера там не утихают шум, беготня, хохот и визг. А вечером на веранде ужин.

Илья Павлович любит выпить водочки. Каждую рюмку он сопровождает смешными тостами, ест неторопливо, смачно, похваливая мамины закуски. Глядя на него, хочется съесть целого быка. Ножи и вилки звенят долго, потому что у Ильи Павловича славный аппетит и потому, что он рассказывает много интересного.

— Вчера приятеля встретил. Парень — оторви ухо. Сообщил: в универмаг привезли болоньевые плащи. Обещал достать мне парочку. Для вас, Софочка, и для вас, Людмилочка…

Или:

— Есть возможность приобрести туфли с тупым носком. Сейчас это — крик моды. Кому нужно — не стесняйтесь. Вы все для меня — как родные.

Тетя Софа и тетя Люся охают, ахают и наперебой благодарят Илью Павловича за внимание и беспокойство.

Папе Илья Павлович уже приготовил и в следующий раз привезет шестицветную заграничную шариковую ручку, которую он «при случае у одного пилота прикупил». Маме тоже будет подарок. Какой? Это пока секрет.

Не забывает Илья Павлович и про Петю. Он обещал ему купить электровоз с моторчиком, действующим от батарейки, воздушный пистолет, подъемный кран, заводной гоночный автомобиль… А сегодня Илья Павлович был особенно добр.

— Ну что, Петушок, уже научился кукарекать? Молодец. Вот приеду в следующую субботу — лошадку тебе привезу. Большую. Лошадку-качалку. И шашку. Как Чапай будешь. Хочешь?

У Пети от радости даже сил не оказалось ответить. Он лишь молча и крепко прижался своей белой, славно одуванчик, головой к мягкому боку Ильи Павловича.

— Ну вот, считай, что конь-огонь уже в твоей конюшне.

В эту ночь Петя долго не мог уснуть — думал о лошадке и шашке. Ничего в жизни он так сильно не хотел, как лошадку-качалку и шашку. И еще бы буденовку с большой красной звездой…