Моника Хьюз - История с танцем призраков [повесть]

Внезапно напряжение спало, все засмеялись, заговорили. Мужчины закурили, в шалаш внесли огромное деревянное блюдо с жареным мясом и вареной кукурузой. Церемония подошла к концу.

Прадедушка собрал орлиные перья, вместе с колокольчиками и мешочками для цветных порошков положил их на кусок кожи, тщательно все завернул и перевязал укладку ремешком. Потом возложил ее на алтарь рядом с холодным пеплом можжевельника.

— Пойдем, — сказал он Тому, и Том с неохотой вышел за ним в вечернюю тьму, оставляя позади тепло дружеского общения, дразнящий запах жареного мяса, ласкающее сияние костра.

На полянке вокруг типи горели костры, слышался смех, дети гонялись друг за другом, а собаки выли, стараясь подобраться к жаровне как можно ближе. От запаха жареного мяса у Тома защекотало в желудке, потекли слюнки. Но прадедушка отвернулся от огня, от пиршества и зашагал к опушке темного леса, где Амос Грейфезер и его сыновья выстроили парильню.

Небольшой и круглый, сделанный из согнутых осиновых сучьев, этот шалаш скорее напоминал иглу [5] Иглу — зимнее жилище из снега у канадских эскимосов в форме купола с входом через длинный коридор; стены изнутри иногда покрыты шкурами. . Для лучшей изоляции он был обложен шкурами, одеялами, старыми кофтами — всем, что подвернулось под руку.

Когда они подошли ближе, Том увидел: в центре шалаша в земле вырыта яма и мужчины закатывают в нее камни, докрасна раскалившиеся в большом костре неподалеку.

— Раздевайся, — приказал прадедушка Тому.

— Что? — Том поежился. — Прямо здесь? — Но, увидев, что прадедушка начал разоблачаться, Том медленно расстегнул молнию своей стеганой куртки, и холодный вечерний воздух хлестнул его по лопаткам.

— Твоя одежда — это символ твоей жизни, твоих каждодневных забот и тревог. Она — твое богатство, богатство материальное. И прежде чем войти в парильню, ты должен от нее освободиться.

Сам старец уже стоял нагой — сутулый и худощавый, однако явно невосприимчивый к холоду — у входа в шалаш и терпеливо ждал Тома, который с неохотой расставался со своей одеждой.

— Пар очень колючий, Том, — продолжал старый вождь. — Соберись с силами, тогда он тебе не страшен. И помни: все, что могу выдержать я, можешь выдержать и ты. Слишком разгуляться я ему не дам. Насчет этого не сомневайся. Но будь смиренным, думай о себе, как о крошечной частице, помни: все сущее, жар солнца и огня, сила, чтобы этот жар выдержать, — все исходит от Великого Духа. Помни об этом, и ты выдержишь испытание паром.

Старец опустился на колени и вполз в шалаш. Видя, как тощие ягодицы прадеда исчезают во тьме, Том понял: вход специально сделан так низко, хочешь попасть в шалаш — прояви смирение. Он вполз следом за вождем и уселся на корточки против него, между ними — яма, заполненная раскаленными докрасна камнями.

Воздух загустел, ноздри щекотал сладковатый дымок от сожженной травы, лицом и голой грудью Том ощущал жар, исходящий от камней. Возле прадедушки стояло ведерко, он зачерпнул ковш воды, плеснул немного на землю, немного отпил, а остальное вылил себе на голову и грудь.

— Сделай то же самое, — велел он Тому. — И молись о силе.

Том глотнул из ковшика, омыл тело водой, а старец взял пригоршню шалфея, немного передал Тому и принялся обтирать ароматными травами лицо и тело. Потом выкрикнул: «Закройте вход», и тут же люди, что стояли снаружи, начали закрывать одеялами вход в шалаш.

Стало совсем темно, если не считать легкого мерцания в центре крохотного шалаша — это светились раскаленные камни. Том попытался расслабиться, уверить себя, что все это мало чем отличается от сауны где-нибудь в загородном клубе. Но себя не обманешь — разница была, и немалая.

Откуда-то из-за красного мерцания донесся голос старого вождя — он просил силы у Великого Духа. Вот старец плеснул из ковша воды на горячие камни, и раздалось зловещее шипение. Сразу стало жарче. Воздух наполнился жалящим паром. По лицу Тома заструился пот, вспотели и руки, и грудь. Сознание его будто заволокло туманом, он качнулся вперед и уронил голову на колени. Мир сузился до размеров этой мглистой огнедышащей пещеры, все ощущения свелись к обжигающему жару в плечах.

В какой-то миг Том понял — больше минуты он не протянет, но тут прадедушка приказал:

— Откройте дверь!

Одеяла тотчас убрали. В шалаше возник клинышек золотистого света — от костра снаружи через маленькое отверстие ворвалась струя свежего, холодного воздуха.