Виктория Токарева - Талисман

Дверь открыла Ленка Мареева. Она была красивая, но фигура ее походила на цифру «восемь». Один круг на другом.

К ее ногам тут же подбежала пушистая беленькая собачка и, встав на задние лапы, суетливо крест-накрест задвигала передними. Видимо, для баланса. Так ей было легче устоять.

— Ладка, фу! — отогнала Ленка собаку.

— А что она хочет? — спросил Дюк.

— Хочет тебе понравиться,— объяснила Мареева.

— Зачем?

— Просто так. Чтобы тебе приятно было. Ты чего пришел?

— По делу.

— Проходи,— пригласила она в комнату.

Но Дюк отказался.

Единственное, увидел в полуоткрытую дверь, что у них в комнате стоит кухонная мебель.

— Какое дело? — спросила Мареева, потому что Дюк медлил и не знал, с чего начать.

— Отдай Кияшке пластинку,— начал он с главного.

— Не отдам,— коротко отрезала Мареева.— Мне под нее танцевать удобно. Я под нее кайф ловлю.

— Но Кияшке, может быть, под нее тоже танцевать удобно?

— Это моя пластинка. Мне Кияшко подарила ее на день рождения. А потом пришла и заявила, что ее родители ругают, и потребовала обратно. Так порядочные люди не поступают.

Дюк растерялся. Забирать подарки обратно действительно неприлично. Но и задерживать их силой тоже нехорошо.

— А ты бы взяла и обиделась,— предложил Дюк.

— Я и обиделась,— сказала Мареева.— И перестала с ней общаться.

— И отдала бы пластинку,— подсказал Дюк.

— Еще чего! Что ж, я останусь и без подруги и без пластинки? Так у меня хоть пластинка есть!

Дюк понял, что дела его плохи. Мареева диск не отдаст и будет по-своему права. Достать эту пластинку нереально, во всяком случае, к завтрашнему дню. И значит, завтра выяснится, что никакой он не талисман, а нуль и к тому же трепач.

— А давай поменяемся,— предложил Дюк.— Я тебе дам фирменный пояс. С пряжкой. «Рэнглер». А ты мне диск.

— А где пояс? — заинтересовалась Мареева.

— Сейчас принесу. Я мигом.

Дюк побежал вниз по лестнице, поскольку лифта в пятиэтажке не было, потом через дорогу, потом два квартала мимо школы, мимо детского сада, мимо корпуса номер девять, мимо мусорных ящиков. Вбежал в свой подъезд. Тихо, как бы по секрету вошел в свою квартиру.

Мама разговаривала по телефону. Она умела разговаривать по четыре часа подряд, и все четыре часа ей было интересно. Она подняла руку ладонью вперед, что могло означать одновременно; «Подожди, я сейчас» и «Не мешай, дай мне пожить своими интересами».

Дюк кивнул головой, как бы проявляя лояльность к ее интересам, хотя раньше, еще год назад, ни о какой лояльности не могло быть и речи. Стоял обоюдный террор любовью.

Дюк на цыпочках прошел в смежную комнату, достал из гардероба пояс, который был у них с мамой общим, она носила его на джинсовую юбку.

Дюк взял пояс, надел его под куртку. С независимым видом пошел в прихожую.

— Я тебя уверяю,— сказала мама кому-то в телефон.— Все будет так же.

Дюк кивнул маме головой, и это тоже можно было понять двояко: «Подожди, я сейчас» и «Не мешай, дай мне пожить своими интересами. У тебя свои, а у меня — свои». Он вышел на лестницу. Оттуда на улицу... И обратно — мимо мусорных баков, мимо корпуса номер девять, мимо детского сада, мимо школы два квартала, потом через дорогу. Потом без лифта на пятый этаж.

— Вот!— Дюк снял с себя пояс и протянул Мареевой.

Пряжка была тяжелая, похожая на натуральное потемневшее серебро, довольно большая, однако корректная. На ней выбито «Рэнглер» — название авторитетной фирмы. И от этого непонятного слова просыпалась мечта и поднимала голову надежда.

— Ух ты...— задохнулась Мареева, в которой тут же проснулась надежда и даже, может быть, не одна, а несколько. Она надела на себя пояс, как обруч на бочку, и спросила: — Красиво?

— Совсем другое дело,— сказал Дюк, хотя дело было то же самое.

Мареева ушла в комнату и вернулась с пластинкой. Поверхность ее была уже не черная, а сизая, истерзанная тупой иглой.

— Бери.— Она протянула пластинку.

— Не сейчас,— отказался Дюк.— У меня к тебе просьба: я завтра после школы приду к тебе с Кияшкой. Она у тебя попросит, ты ей отдашь. А то, что я к тебе приходил, ты ей не говори. Ладно?

— А пояс когда отдашь?

— Пояс сейчас. Бери, пожалуйста.

— Не жалко? — удивилась Мареева.

— Но ведь дарить надо то, что и самому нравится,— уклончиво ответил Дюк.— А иначе какой смысл в подарке?

— В общем, да,— согласилась Мареева и внимательно посмотрела на Дюка.

— Чего? — смутился он.

— Ты в Кияшку влюблен?