Круговых Петрович - Юрка — сын командира

Шахназаров стёр пот со лба. Потом вскочил, метнулся к двери.

— Постойте,— остановил его директор.— Берите оба десятых класса. В кабинете физики захватите фонарики, все, сколько есть. С вами пойдёт физрук Юрий Степанович.

Юрка опять упал. Ветер, казалось, только и ждал этого, набросился со всех сторон, забивая лицо колючим, как крупа, снегом. Варежки потерялись. Мёрзли руки и мокрые колени. Таял попавший в валенки снег, ногам становилось холодно.

— Вставай, нельзя лежать,— приказал себе Юрка.

Он опять брёл неизвестно куда, закрывая лицо от ветра руками. Потом засунул коченеющие руки в карманы, подставил лицо ветру и закричал:

— Не боюсь я тебя, вот... Не боюсь!.. Меня Шах найдёт, понятно? Не боюсь!..

Ноги опять увязли в снегу, и снова свалился Юрка, но тут же выкарабкался из сугроба, крикнул ветру и ночи:

— Шах, где ты? Слышишь?.. Я тут, Шах!.. Вь-ю-у-у, вью-у-у!..— выл отовсюду ветер.

Юрка повернулся к нему спиной. Показалось, так теплее. А что, если сесть, поджать ноги, спрятать руки под мышки и — пусть заметает? Под снегом ведь тепло, даже пшеница, которую осенью сеют, не замерзает. Пусть заметает. Потом, когда снег укроет его с головой, он сделает дырочку, чтобы дышать. А завтра его сразу найдут, ведь из той дырочки будет валить пар от дыхания.

Опустился на снег, поджал под себя ноги, поглубже сунул руки в рукава, лицо спрятал в воротник пальто.

Вь-ю-у-у, вью-у-у!— бесновался ветер, осыпая его со всех сторон пригоршнями сухого колючего снега.

И привиделось Юрке, будто едет он с дедушкой Мишей на дальнюю заимку. «Туп-туп, туп-туп»,— дробит Топтыга копытами накатанную дорогу, а полозья санок то тихо, то вдруг громко-громко начинают с завыванием визжать: вью-у-у, вью-у-у...

«Чего замолчал, внучек?» — спрашивает дедушка.

«Хочется спать...»

«А ты не спи. Не смей спать! Уснёшь и замёрзнешь...»

Вью-у-у, вью-у-у!..

«Замёрзнешь. Не смей спать!..»

Юрка, вздрогнув, очнулся. Ноги и руки вконец закоченели. Всё тело было, как неживое. Слипались глаза.

«А ведь так и в самом деле можно замёрзнуть,— подумал он.— Нет, надо вставать и идти. Надо обязательно добраться до леса, в нём теплее».

Встал не сразу, трудно было встать сразу, но всё-таки встал и, пошатываясь, побрёл прямо на ветер, где-то там — далеко, близко ли,— но где-то там должен быть лес.

Вью-у, вью-у, ю-а-а!.. Ю-а-а-а!..

Что такое? Юрке почудилось, будто в вое ветра он слышит своё имя. Остановился, вглядываясь в мутную темень. И вдруг слева вроде бы мигнул огонёк. Потух и опять мигнул.

— Ю-а-а-а!..

— Я здесь!..— захлебываясь от ветра, крикнул Юрка и побежал. Увязая в сугробах, падал, тут же поднимался и снова бежал, крича непрерывно: — Я здесь!.. Тут я...

Огоньков стало больше. Они раскачиваются, описывая дуги.

— Юра, где ты, Юра?!

Первым подбежал к нему «дядя Стёпа».

— Живой, Юрка?!. Товарищ подполковник, он здесь...

Подбегает и папа. Становится перед Юркой на одно колено, молча начинает растирать ему сразу обе руки. А «дядя Стёпа» — лицо.

— М-м, больно...— мычит Юрка.

— Ох, сын,— как-то странно не говорит, а стонет папа,— угораздило же тебя...

— М-м, тьфу! Я же не знал, что с тропки собьюсь...

Огоньков много-много. Подбегает Шахназаров:

— Как же ты так, Юра?— и тут же кричит: — Спасибо, ребята! Выходите на дорогу.

Юрку тоже вывели на дорогу к подъехавшему «газику». Завернули в тулуп, усадили рядом с Шахом. Папа, плюхнувшись на переднее сиденье, снял шапку и вытер ею пот с лица.

Обогнав строй солдат, «газик» помчался к городку.

— Больно?— поинтересовался Шах.

— Пальцам больно, колет, как иголками...

— Терпи, казак, атаманом будешь.— Шах засмеялся и, наклонившись, тихонько спросил: — Ревел? Только честно...

— Честное пионерское, не ревел,— тоже шёпотом ответил Юрка и тут же поправился: — Две слезинки было, но я не ревел. Они как-то сами побежали.

— Значит, настоящим солдатом становишься, Юрка!

— Обидно было: столько ходили...

— Да, брат, опасно ты рискнул.

Папа опять стёр пот с лица и спросил, полуобернувшись:

— Шах, Волков, что мне с ним делать? Может, на сей раз — выпороть?

— Не мешало бы,— буркнул Волков.

Шахназаров, кашлянув, возразил:

— Думаю, можно простить. Не дождался он нас — это плохо, вроде как приказ нарушил. Но ведь он не сдавался! Он держался до последнего — не трусил, не ревел!.. Думаю, товарищ подполковник, пороть всё-таки не надо.