Галина Ширяева - Утренний иней

Еще никогда в жизни Ветке не было так жалко отца.

Утром мать подняла Ветку чуть свет.

— Собирайся. Вы с тетей Валей едете в Каменск.

— А ты? А Ирина? — сонно спросила Ветка, притворяясь, что только что проснулась.

— А мы чуть попозже. Ирина — после занятий, а я прямо с работы, должна же я отпроситься на несколько дней.

— А в школу?

— Ничего. Пропустишь пару дней. В крайнем случае перейдешь в Каменскую школу на время, пока не разменяемся. Все равно скоро каникулы.

Кажется, отца решили проучить серьезно.

— А я не поеду!

— Как так?

— А я не поеду!

Из-за Веткиного упорства все — тетя Валя, мать и Ирина — опять перессорились. «Я говорила!» — опять кричала Ирина. «Я тоже говорила! — кричала тетя Валя. — Мы говорили!» И мать чувствовала опять себя виноватой перед ними за Веткино воспитание и кричала на Ветку, пытаясь ее хоть теперь немного перевоспитать. А у Ветки разрывалось сердце от горя, и потому она кричала громче всех.

А отец молчал. Он молчал, ходил по комнате, по узкому проходу между упакованными вещами, и на него никто не обращал внимания. А у него болело горло, и ему надо было идти не на работу, а в поликлинику.

В Каменск тетя Валя уехала одна, но это было временное отступление. После ее отбытия мать сказала, что дает Ветке двое суток на размышление, до послезавтра. Послезавтра к концу дня они приедут, чтобы забрать кое-какие необходимые вещи, которые им понадобятся еще до размена квартиры. И за это время Ветка должна все осмыслить.

Ветка ничего осмысливать не хотела. Она хотела одного — примирить враждующие стороны. Но даже когда исчез из квартиры этот вредный катализатор их семейного бедствия, тетя Валя, никакого примирения не состоялось. Впрочем, у Ветки уже и не было времени развернуться — пришла пора всем расходиться.

В школе на первой же перемене она побежала в другой конец коридора, к шестому «А». Ей нужно было поделиться с кем-нибудь своим горем. Кроме как с Настей, ей не с кем было поделиться — Нинуля с ней не разговаривала давно, еще с той поры, когда они шипели друг на друга в лифте. Да все равно Нинуля бы ее не поняла, у нее никогда не было в жизни большого горя.

В конце коридора Ветку поджидал новый неприятный сюрприз — оказалось, что Настя сегодня в школу не пришла. Ветка сразу встревожилась, предчувствуя недоброе. И без того столько всяких неприятностей, а тут еще и у Насти что-то приключилось.

Как назло, после уроков уйти из школы ей удалось не сразу — в дверях случилось чрезвычайное происшествие. В школу пытался проникнуть чей-то пьяный родитель с бутылкой в кармане. Его не пускали, даже директор спустился вниз, даже милицию вызвать хотели, и все это продолжалось добрых полчаса, и выйти из школы не было никакой возможности, потому что дверь с внутренней стороны, спасая школу от пьяного, закрыли на ключ, Все это продолжалось до тех нор, пока кто-то из учителей не вспомнил, что в школе есть и черный ход и что его можно открыть.

Домой Ветка спешила в надежде, что все у них в семье вот-вот само собой уладится, что придет определенный час — и все спокойно вернутся домой и начнут распаковываться. Торопя приход этого часа, она даже на свой страх и риск кое-что распаковала, а потом приготовила хоть и жалкий, но все-таки обед — суп из пакетика и кашу из брикета. И когда в квартире вкусно запахло обедом, она почти уверилась в благополучном исходе вчерашней семейной бури. Оставалось только выяснить, что же приключилось у Насти. Правда, она с большой тревогой представляла себе, как пройдет снова через тот сверкающий блеск яркой комнаты, похожий на отсвет пожара, и ужасалась при мысли, что ей снова, может быть, придется встретиться со страшным взглядом рыжего горбоносого старика. А потому отодвинула свой визит к Насте подальше, до того времени, когда хоть немного прояснятся размеры их семейного бедствия.

Размеры эти стали выявляться довольно быстро. Ни мать, ни Ирина не вернулись домой в определенный, положенный им Веткой час.

Зато раньше времени пришел отец. Он совсем расхворался, у него поднялась температура, и растерявшаяся Ветка, не зная, чем его лечить и как себя утешить, разревелась.

И тогда случилось то, чего Ветка никак не ожидала. Отец посмотрел на упакованные вещи и вдруг рассмеялся.

— Ты что? — удивилась Ветка и даже реветь перестала. — Что с тобой?

Он тут же закашлялся. У него болело горло, и ему нельзя было так легкомысленно, во всю глотку смеяться. Однако Ветке все-таки показалось, что закашлялся он нарочно, чтобы выиграть время и придумать, что ей ответить.