Михаил Глазков - Горюч-камень [Повесть и рассказы]

Седоусый машинист надел на шкив ремень, соединив им машину с молотилкой, и подал ребятам команду:

— Таскайте, пострелы, солому!

Те принялись за работу. И вскоре у локомобиля высилась большая куча соломы.

— Ну, хватит, дяденька?

— Хватит… на три лошадиных силы, а в машине их тридцать, сил-то!

— Как это?

— А вот так! За тридцать лошадей она сработает и овса ей не надо. Поняли?

— Ждорово! — воскликнул Витек Дышка.

Машинист затолкал в топку охапку соломы и поджег.

Пламя вспыхнуло и стало жадно пожирать ее, прося новой порции.

— Ребятки, за дело!

Те засновали от скирды к машине, поняв, что трудно им будет тягаться с этим железным прожорой. То ли дело — лошадки — погоняй, знай, не ленись, кнутом! Однако они вскоре поняли и другое: никакие лошади не угонятся за вот этими двигающимися механизмами. Когда мелко дрожащая стрелка манометра дошла до верха, машинист прикрыл дверцу топки и стал крутить какие-то многочисленные колесики. Раздался оглушительный, свистящий гудок, у людей аж уши позакладывало. Зашипел пар, и маховик со шкивом быстро завращались, приведя в движение через ремень молотильный барабан.

— Начали! — скомандовал машинист стоящему наготове Григорию. И тот бросил в зев молотилки первый растрепанный сноп. Еще, еще… И пошло! Женщины едва поспевали подбрасывать снопы.

Жарко попыхивал паром локомобиль, шелестела ременная передача, надсадно гудела молотилка. Ворох зерна рос на глазах, а обмолоченная солома летела нескончаемым вихрем. Ну, куда тут лошадям до машины!

До обеда намолотили столько, что веять не успевали. Пришлось таскать непровеянное зерно в ригу, под крышу — на случай дождя.

— Эх, и выручил ты нас, дядя! — восхищался бригадир, влюбленно глядя на седого машиниста. А тот только улыбался в свои роскошные усы, вытирая ветошкой потные бока локомобиля.

Этот августовский день останется в памяти ребят на всю жизнь. С утра бригадир Алексей Коновалов распорядился тщательно почистить лошадей, и Мишка с Венькой, Витьком Дышкой, Вальком и Сашком Гулей нивесть где откопали скребницы и принялись усердно скоблить непривычных к такому вниманию лошадей.

Мишке достался трофейный битюг, и, чтобы отчистить такую громадину, ему порядком пришлось попотеть. Хотя битюг стоял покорно, изредка лишь вздрагивая от прикосновения железа, Мишка покрикивал на него:

— Ну, стой, германская скотина! Небось, у какого-нибудь фрица смирно стояла!..

— Миш! А ты ш нею по-немешки побалакай, она еще будет шмирней! — поддразнил Дышка.

Лошадей почистили, запрягли и, стоя во весь рост на полках телег, лихо прикатили на ток.

— Ваше приказание выполнено, товарищ бригадир! — улыбаясь доложил Мишка.

Пока нагружали подводы, Мишка сбегал домой и принес заранее написанный им на белом полотнище простыни плакат: «Больше хлеба фронту — ближе победа!»

— О, да ты, я гляжу, не дремал! — удивился бригадир. — Ну, комиссар, приделывай его к подводе!

Мишка отыскал на конном дворе две жерди и приколотил к ним гвоздями полотнище. Получилось неплохо. Так! Какая подвода поедет первой? Вот эта? Хорошо. Еще несколько ударов молотком и жерди как приросли к грядушке уже нагруженной мешками телеги.

Обоз получился немалый — двенадцать подвод были навьючены мешками с чистым зерном. На переднюю подводу сели Мишка с Григорием — битюг выдюжит. На другой — Венька с Семкой, на третьей — Витек Дышка с Сашком, а остальными сели управлять Алексей, Валек и женщины. На Мишкиной подводе трепетал под ветром написанный красными буквами плакат, придавая обозу праздничную торжественность.

Когда уже все было готово и бригадир намеревался дать команду трогаться, к обозу румяным колобком подкатила с торбой за плечами Аришка Кубышка:

— Миленькие, погодите! Нет ли местечка, подъехать с вами до станции?…

— Есть, да не про твою честь! — отрезал Алексей.

А Венька спрыгнул с подводы, схватил лежавшую у вороха метлу и протянул ее Кубышке:

— На, теть Ариш! Окорячивай метлу и дуй, как баба Яга, — быстрее нас приедешь!

Грохнул смех, а Кубышка, пятясь с тока, принялась костерить Веньку на чем свет стоит.

— Гляди, как бы от твоей руготни пышки в торбе не прогоркли! — крикнул ей вслед бригадир. А кто-то из женщин бросил вдогонку:

— Барыга!..

Обоз тронулся. Он ехал по улицам, и старушки, подойдя поближе к обочине дороги, глядели просветленными глазами.