Лев Кассиль - Улица младшего сына

— Терпи, терпи, Иван! Приучайся к боевому порядку.

— Ой! Пусти, Володька, дерешь очень! И не командуй. Больно важничаешь! Командир какой нашелся!

— Кто командир, там видно будет. А пока терпи! В это время за спиной Володи блеснул свет фонаря, послышался знакомый голос Зябрева:

— Дельно, Дубинин! Молодцом! Действуй дальше так.

Командир поднял фонарь, осмотрел пещерку, прибранную лежанку, книги, сложенные аккуратной стопочкой, и остался доволен.

— И за порядок хвалю. Все на месте, как положено. Видно, что пионеры живут — в полном смысле этого слова. Таким можно дело доверить.

После ужина, получив от дяди Яши Манто добавочную порцию пончиков с повидлом, мальчики забрались к себе на лежанку и, гордясь возникшим теперь родством со славой их отцов, оба по очереди красным карандашом написали на стенке: «В. Дубинин. И. Гриценко. 7. XI 1941 г. «. Потом укрылись отсыревшими одеялами и потушили фонарь. Они лежали некоторое время молча, прислушиваясь. Тьма, какой никогда не бывает на земле даже в самую темную ночь при зашторенных окнах, подступила вплотную к их лежанке. Невесомая и в то же время непроницаемая, она навалилась на одеяло, она стояла в открытых глазах, как черная, непрозрачная вода. Где-то в верхних галереях перекликались голоса. Легкий гул слышался в отдаленных ходах подземелья. Потом и он затих. Тьма и тишина окружили ребят.

— А что там, на земле-то, сейчас? — шепотом спросил Володя.

— Может, бой идет, — отвечал Валя. — Разведчики завтра другим лазом пойдут, все вызнают.

Некоторое время они молчали в темноте. Хотелось спать.

— Ваня, давай мы попросимся тоже в разведку?

— Ну да, так тебя и пустят… — протянул Ваня, зевая.

— А ты скажи, что все ходы и лазы знаешь. Ты скажи, что мы с тобой тут уже лазили, когда еще маленькими были. Скажешь? А, Ваня?

Но Ваня, сморившийся за день, уже спал.

Проснулся Володя от света фонаря, который поднес к самому лицу спящих ребят дядя Гриценко.

— Хватит вам. Уже все повставали, вам дядя Манто каши не оставит. Ану, геть, продирай очи быстро!

Сверху доносился какой-то неровный, судорожно возникающий гул. На мгновение он пропадал. Затем слышался опять. Иногда со стены вдруг осыпалась струйка известковой пыли.

— Давай, лежебоки, пошевеливайся! — продолжал дядя Гриценко, сдергивая с мальчиков одеяла и ладонью сметая с лежанки осыпь ракушечника. — Вставайте, водичкой сполоснитесь. Задание для вас есть боевое…

Ребята мигом вскочили с лежанки.

— Дядя Ваня, а какое задание? — полюбопытствовал Володя, заправляя рубашку в брюки.

— Узнаешь на месте, какое задание.

— А от кого?

— Известное дело, от кого. От командования. Ты бы спрашивал поменьше.

Мальчики бросились в боковой штрек, где были прилажены к стенке рукомойники, наскоро плеснули в лицо водой, вытерлись одним полотенцем, дергая его концы в разные стороны. Через минуту они шли за Гриценко, который нес фонарь. Вскоре все очутились в помещении подземной кухни, где их приветствовал дядя Яша Манто, уже облаченный в белый фартук. Не поднимая головы в колпаке, чтобы не стукнуться о низкий свод, он с громом поставил перед мальчиками на стол два котелка с кашей и горячими консервами.

— Ну вот тебе помощники, Яков Маркович, — проговорил дядя Гриценко. — Прикомандированы к тебе, в твое распоряжение. Покорми да и ставь на место, к делу.

Мальчики быстро поели, получили по чашке горячего чаю и по куску хлеба с джемом, быстро справились и с этим, поблагодарили, вытерли рты и вскочили, ожидая боевых приказов.

— Ну как, хлопчики, — спросил дядя Яша, — укомплектовались? Или еще порцию дать?

Мальчики поблагодарили и отказались.

— На здоровьичко, — сказал дядя Яша. — А теперь получайте задание. Предупреждаю вас, хлопчики: задание боевое. Прошу слушать мою команду. Заключается она вот в чем. Что такое сухарь, прежде всего?

— Ну, хлеб сушеный, — отвечал Володя.

— Именно сушеный, но никак не мокрый. А мы имеем в соседнем штреке десять ящиков заготовленных сухарей, и вчера я обнаружил, что от этой проклятой сырости, которая мне въедается в кости, печенку и селезенку, сухари уже начинают киснуть, мокнуть и, более того, даже плесневеть. Так вот, их надо перебрать. Которые заплесневели — отложить отдельно. Которые еще сухие — убрать в другое место. Занятие это, конечно, не вполне интересное, но что делать, хлопчики! Воевать — это вообще малоинтересное занятие. И интереснее, конечно, жить наверху, чем тут, внизу. Однако мы с вами спустились сюда. Ну что, я должен вас агитировать, что ли? Вы же сами — сознательные хлопчики. Забирайте фонарь — и пошли.