Надежда Сапронова - Когда деды были внуками

У столика со святой водой, возле которого стояли дьякон с кадилом и священник с кропилом, выстроилась длинная очередь богомольцев с пасхами в руках. Дьякон кадил, священник кропил, но что при этом происходило с булками, Савке не видно было. Когда подошла его очередь, у него от волнения занялся дух. Он подставил пасху под кропило и застыл столбом.

— Пятак, — захрипел дьякон.

— Где пятак?!. — Савка растерялся и остолбенел: пятаков нигде не было видно.

— Пятак клади, пятак, пятак, — все быстрее повторял дьякон, теребя его за рукав и указывая глазами на воду.

Тут Савка вспомнил наказ бабки: «За свяченье-то пятак уплати!» — вытащил из кармана пятак и бросил его от смущения с размаху в воду, обрызгав и попа и дьякона. Дьякон выпустил Савкин рукав, и на Савкину свежую душистую пасху полилась с батюшкиного кропила вода. Та вода, в какой лежал его грязный пятак… И множество других пятаков, вынутых из карманов юбок, штанов и грязных кисетов с махоркой. Пятаки опоганены махоркой. Значит, вода — тоже… Значит, и Савкина пасха теперь поганая…

Как во сне шел Савка домой, переживая свое второе и окончательное разочарование в божьих чудесах. В маленькой душе носилась большая буря и злорадно срывала с нее обрывки липкой религиозной паутины. Опустошала храм. Потрясала, рушила мечты о святости.

Придя домой, Савка молча поставил на стол пасху, скучно похристосовался со всеми и молча сел, не прикасаясь к пасхе. Бабка в хлопотах ничего не заметила, а отец сразу учуял неладное:

— Что с тобой, сынок: обидел тебя кто или что случилось?

Савка весь встрепенулся, вскочил и выкрикнул срывающимся голосом:

— Ничего не случилось, а пасху не ешьте: она не святая, а поганая!

Долго никто не мог ничего понять в перемешанном со слезами рассказе Савки. Первый разобрался в нем отец и, погладив его по голове, тихо сказал:

— Мал, а присмотрелся. Ну, забудь об этом. А больше тебе пасхи уж не святить…

И отцовы слова сбылись. Пятьдесят пять лет прожил после того Савка, а пасхи больше никогда не святил.

Лето пронеслось, как всегда: трудное, а быстрое, вихревое…

На этот раз Савка пас свиней у соседнего барина Маслова.

Трудное это дело — свиней пасти. Свиньи куда озорней коров. Корова идет себе напролом, а все же особой прыти не проявляет, и догнать ее легко, если она, скажем, в овес норовит. А свинья несется галопом. Да не в одиночку, а и все стадо за ней. Мчится в огород свиная ватага, а за ней ребячья: пастушата. Савка за главного ходил, да четверо помощников у него было. Дубасят ребята палками по жирным свиным бокам, а тем хоть бы что! Жиру-то на них на четверть: разве пробьешь? Знай себе роют пятачками огород! И пока их выгонят — они уж половину его вспашут. Вот все и пропало, что росло!

А был у Савки случай и похуже с теми ж свиньями.

Купали пастухи свиней в речке, да, знать, далеко загнали. Хряк-то один жирный-прежирный возьми да и захлебнись! Как увидел Савка, что он пузыри пускает, кинулся за ним в речку, тащит, спасает, а в хрячище-то восемнадцать пудов!

Тут еще и другие свиньи завизжали: от страха, что ли? Кинулась прочая детвора их к берегу подгонять. А Савка все с хряком возится. Визг, крик, брызги… Потом выбились оба из сил и с головкой скрылись…

Савку в ту же минуту подпаски вытащили, а хряка нет.

Тут и барин подоспел: сказали ему. Ждал «утопленник», что начнет с него барин за хряка убытки взыскивать, но нет: не взыскал. Ногами потопал, шибко покричал — только и всего. И осенью расплатился чин чином: по договору.

Так что летом этим Савка остался доволен.

А вот зима наступила лихая. И не голодом лихая, не морозами. Все это — дело привычное.

А пришла в деревню страшная гостья — болезнь глоточная!. Давно она сюда не заглядывала: при Савкиной жизни ни разу еще.

Кинулся за ним в речку, тащит, спасает…

И начала эта болезнь ребят душить: распухнет в глотке — ни глотнуть, ни дыхнуть — и задыхается больной. Из двора во двор прошлась, проклятая. И где побывала — там уж гробы готовят: где один-два, а где поболе. Наберется гробов порядочно — зовут попа из соседнего села, своего нет, тащат тогда гробы из каждого дома к кладбищу, а в них — Петьки, Ваньки, Машки… Поп всех зараз отпевает, и зарывают ребят в могилу, Воют матери и бабки, клонятся с горя отцовские головы, а как помочь беде, не знают. Докторов по деревням не водится; ближняя больница — тридцать верст. Попробовала было одна мать ребят туда свезти, погрузила четверых в сани, утеплила, укрыла как следует и повезла. А тут — метель. Все пять часов в пути мела. Доехала мать, открыла ребят, а двое уж мертвые, задохнулись дорогой. А двое других вскоре в больнице померли.