Юрий Сальников - БУПШ действует!

Назару поручили срочно закончить фотолетопись. Мой овраженский тезка отвечает за футбольный матч. Маша-Рева с Люсей сделают книжную выставку. Короче, каждому нашли работу.

И у меня тоже совсем нет свободного времени, потому что теперь я, где только можно, стою вверх ногами. Дело в том, что из пионерского лагеря приехал Длинный Федула.

Он у нас в самом деле длинный. И тощий. Голова у него необыкновенная — с боков приплюснута и вытянута вверх. От этого он кажется еще выше. Он заявился в БУПШ, когда мы решали про свой праздник. Встретили его шумно, посмеялись, что он еще подрос. А он послушал, как мы собираемся праздновать, и сказал:

— Нужен цирк. — И объяснил, что в лагере у них подряд два сезона был пионерский цирк. В первый сезон Федула сам не выступал, а только подметал арену. И учился на клоуна. Клоуна из него не получилось, зато получился жонглер-иллюзионист. — Оп-пля, гоп! — крикнул он тут же и прошелся по земле на руках. Потом схватил стул, поставил ножкой на ладонь и поднял над головой. Потом вынул из кармана курточки блестящий шарик, показал нам, Повертел между пальцами… и шарика не стало. Этим фокусом он покорил всех бесповоротно. Все закричали:

— Даешь цирк! — И начали тренироваться — ходить на руках.

Я тоже бросился руками вниз, ноги вскинул вверх, но не рассчитал толчка: перелетел через собственную голову и шмякнулся спиной о землю. В ушах зазвенело, перед глазами поплыли разноцветные круги. Ребята вокруг захохотали. Мне не оставалось ничего другого — я тоже захохотал, поднялся с земли и объявил, что буду акробатом.

Запись в цирк прошла немедленно. Записывал, конечно, Длинный Федула.

Только сейчас мне и на руках стоять некогда. Приходится опять срочно читать.

На днях поймала меня Маша-Рева и спросила:

— Ты, Зайцев, маринуешь книжки, что ли? Набрал из библиотеки целый воз, а назад не приносишь. Или только для вида берешь?

Я хотел огрызнуться, как полагается, но подошел кто-то из взрослых. И я буркнул: «Ладно, прочитаю».

А читать неохота. Особенно Сашунину книжку. Не люблю я стихи. Но отдать назад Маше не прочитав — получится обман. Сознаться же, что не прочитал, неудобно. Словом, крути не крути, а книжку раскрывай. Я вздохнул и раскрыл.

Но тут ко мне влетел тезка — Адмирал.

— Майна-вира! — закричал он с порога. — Тебе сигналит Назар. Плыви срочно по курсу.

— А что у него?

— Что-то о Борисе.

Я начал торопливо натягивать рубашку, потому что сидел дома почти голый. Мы с Назаром в эти дни не виделись. После нашего путешествия на реку у него не на шутку разболелась нога. Мама засадила его дома. С Люсей я тоже виделся редко. А Бориса не встречал вовсе. Но думал о нем не один раз.

— Пошли! — затеребил я овраженского Гошку. Он листал Сашунину книжку. И вдруг засмеялся:

— Постой, майна-вира, гляди-кось! — Я подумал: что он там выкопал? А он прочитал: — «Кто в беде покинет друга, тот достоин сожаления». Это же как пословица получается. Знаешь такую? «Сам умирай, а друга выручай!» А ну-ка, еще? — И опять выкопал: — «Лучше славная кончина, чем позорное житье». Слушай, тезка, дай мне эту книжицу.

Я посмотрел на страницу, которую Адмирал держал открытой. Оказывается, я здесь давно прочитал. А строчек таких не заметил. Но ведь в самом деле интересно. Тут много мыслей, про какие Люся говорила, что они хоть и чужие, а их можно выписывать себе в специальную тетрадку. Специальной тетрадки у меня нет, поэтому я выписываю прямо сюда, в дневник.

«Ложь источник всех несчастий, ложь начало всякой муки».

Но особенно много про дружбу. Вот, например: «Друг нам верная опора, если встретится в беде».

Я выписал вчера всего одну строчку про дружбу — больше не успел. А их много. «Есть ли что-нибудь на свете друга верного дороже?» «День без друга, словно ночь». Это тоже как пословица: «Не мил белый свет, когда друга нет». Можно и еще найти.

Но сейчас снова нахлынули события, как контрольные в конце четверти. Мы побежали к, Назару вместе с овраженский Гошкой. А встретили его на улице — он опять фотографировал ее. А потом увидели Бориса. И уму непостижимо — с кем. С Люськой Кольцовой. Я даже остолбенел. Они мирно разговаривали на бревнах. Да вдруг оба вскочили, бросились куда-то к забору и… выволокли из-под бревен Рудимчика.

Теперь уже остолбенел мой тезка-Адмирал, глядя на эту необыкновенную картину: она разворачивалась перед нашими глазами, как в кино. Рудимчик отбивался, хотел убежать. Но Борис скрутил ему руки, подвел к Люсе. Я понял, что наш славный разведчик расплачивается за подслушивание. Меня самого распирало любопытство узнать, о чем говорили Борис и Люся, но от шпионства надо отучивать без всякой пощады. И когда Борис замахнулся на Рудимчика, я закричал: «Правильно, лупи его!» Борис и Люся оглянулись. А хитрый мышонок воспользовался этим и, перемахнув через забор, свалился в жигаловский двор. Да еще показал на прощание язык Борис прыгнул за бревна и начал выкидывать оттуда примятые ветки и засохшую траву — всю шпионскую подстилку Рудимчика.