Марк Тарловский - Вперед, мушкетеры!

В это время дверь тихо отворилась, и в класс, опустив головы, проскользнули Сашка и Толик. Они посмотрели на кучевые облака в окне и снова опустили головы.

Все ребята повернулись к двери, потом посмотрели на Галину Васильевну… А Галина Васильевна поставила Зине Беляковой отметку и сказала:

— Слушайте внимательно. Сегодня мы начинаем новую тему. Материал трудный, но интересный.

И стала объяснять. А все ребята тихо сидели за партами и внимательно слушали. Толик и Сашка держали в руках шапки и тоже слушали, у дверей. Слушали и смотрели на свою пустую, одинокую парту. Когда-то они сидели там… Да… они сидели там…

Так они постояли немножко, а потом Сашка сказал:

— Галина Васильевна…

Но Галина Васильевна продолжала объяснять урок.

— Галина Васильевна! — произнес Сашка погромче.

Галина Васильевна обернулась:

— Да?

— Галина Васильевна, — забормотал Сашка, — извините нас, мы не хотели…

— Не хотели? — строго спросила Галина Васильевна. — Чего не хотели?

— Смеяться не хотели, — уныло объяснил Сашка.

— Нет, — покачал головой Толик, — не хотели…

— Вот как!.. Не хотели?.. А сколько замечаний я вам сделала: Яблочкин и Карасев!.. Яблочкин и Карасев!..

Сашка и Толик молчат.

— Не хотели в классе сидеть, идите домой!

— Мы хотели в классе сидеть…

— Очень хотели…

Сашка и Толик ждут еще немного (может, учительница что-нибудь скажет), медленно обводят глазами парты, стены. Потом надевают шапки.

— Галина Васильевна, — робко говорит Сашка и останавливается. — Галина Васильевна… можно мы тут постоим… послушаем?

— Очень интересный урок, — еле слышно добавляет Толик.

Галина Васильевна задумчиво смотрит на ребят, вздыхает:

— Опять поверить?..

Сашка и Толик тоже вздыхают.

— А завтра все снова пойдет по-старому?

— Нет, — восклицает Сашка, — по-новому!..

— По-новому! — подтверждает Толик.

— По-новому?.. — Галина Васильевна улыбается. — И что мне с вами только делать?.. Ну ладно, садитесь. Только побыстрей, мы и так уже много времени потеряли.

Толик и Сашка бросаются к вешалке.

— Сейчас, сейчас…

— Мы быстро, — кряхтит Толик, отстегивая крючок у воротника.

Они торопливо вешают пальто, хватают портфели и спешат к своей парте.

А на доске висит карта частей света. Здесь и Азия, и Европа, и Австралия… А Антарктида вся белая… Ну и холодно же там!.. До чего же интересная эта география… Страшно интересная!..

Витька Лапкин, который сидит впереди, что-то шепчет соседу.

И Сашка сердито толкает его:

— Тихо!..

— Тихо!.. — грозит Толик.

Сначала я проиграл копейку, потом еще четыре… Проиграв, я решил отыграться. Это обошлось мне еще в пять копеек. Игра продолжалась в долг.

Доведя его до тридцати копеек, Петька Черенков отказался продолжать игру — как раз в тот самый момент, когда я особенно остро почувствовал близость победы.

— Отдам! — кричал я.

Но сумма была так велика, что дальнейшее увеличение делало ее призрачной. Кроме того, Петька боялся своей совести.

Домой я возвращался невеселый. Как хорошо было утром, когда я шел в школу! У порога в класс ноги вытирал, а дежурный Витька Яблочкин кричал: «Сильней три, не пущу!» Какой он все-таки хороший, этот Яблочкин. И даже после двойки за диктант все было хорошо… А теперь?.. Что же делать теперь?! Оставалось одно — ждать воскресенья, когда мне давали деньги на кино.

Придя домой, я уселся за письменный стол, достал диктант и с грустью занялся работой над ошибками. Вооружившись бритвой, я соскабливал красные пометки учителя, после чего подписывал те же исправления своей рукой. Остались какие-то три-четыре ошибки, когда позади вырос отец. Некоторое время он с интересом рассматривал мои труды, а потом спросил:

— В кинотеатрах уже идет «Броненосец Потемкин»?

— Да! — ответил я.

— Это замечательный фильм, — продолжал отец.

— Да…

Отец кивнул:

— Ты его не увидишь.

«Броненосец Потемкин»… Все завертелось перед моими глазами… «Броненосец Потемкин»… Неужели я никогда не увижу этой картины?

И только потом до меня дошло самое ужасное: я потерял единственную возможность расплатиться с Черенковым.

— Принес? — спросил он меня на следующий день.

— Забыл! — соврал я. — В понедельник обязательно принесу.

Черенков нахмурился.