Борис Никольский - Делай, как я!

Я тоже глаза прикрыл и думаю:

"Выходит, им не страшно, а мне страшно? Секрет они какой знают, что ли?"

А тут подают команду:

– Приготовиться!

И все солдаты встают по этой команде. И Смирнов из Ленинграда, и Нурпеисов из Алма-Аты, и Синицын из деревни Малые Гребешки. А мой земляк Вася Васильев – так тот даже потягивается слегка, словно и правда хорошо выспался.

И я встаю вместе со всеми.

Ветер врывается в самолёт. Дверь уже приоткрыта, и наш командир, выпускающий, стоит возле двери.

– Пошёл!

Дверь распахивается во всю ширь.

Воздушные вихри клубятся снаружи.

Всего несколько шагов отделяет меня от этой распахнутой двери. И сразу слабеют ноги и противный холодок пробегает в животе. Нет, никогда мне не сделать эти несколько шагов!

– Пошёл!

И уже прыгнул Смирнов из Ленинграда.

И Нурпеисов из Алма-Аты!

И Синицын из деревни Малые Гребешки!

А мой земляк Вася Васильев – так тот даже подмигнул мне на прощание.

Даже зло меня разобрало, честное слово! Что я, хуже всех, что ли!…

Но додумать я уже не успел. Потому что рука выпускающего легла мне на плечо.

– Пошёл!

И я полетел вслед за Смирновым из Ленинграда, вслед за Нурпеисовым из Алма-Аты, вслед за Синицыным из деревни Малые Гребешки.

Потом меня тряхнуло-и парашют раскрылся.

И так радостно стало мне!

Я плавно покачивался под огромным белым куполом, а вверху было синее-синее небо, и облака плыли надо мной.

А правее от меня опускались на своих парашютах Смирнов из Ленинграда, Нурпеисов из Алма-Аты и Синицын из деревни Малые Гребешки. А мой земляк Вася Васильев – так тот даже пел песню.

В этот день в казарме только и было разговоров, что о первом прыжке.

– Честно признаюсь, парни, – говорил Смирнов из Ленинграда.- Я уж думал: ни за что мне не прыгнуть. Как дверь приоткрылась, как вниз я глянул, так коленки затряслись, честное слово! А потом смотрю на Нурпеисы-ча, на Синицына смотрю – им хоть бы что! Секрет, думаю, они какой знают, что ли? Неужели я один такой нерешительный? Нет, думаю, что бы там ни было, а от других не отстану…

– А я на тебя смотрел! – удивляется Нурпеисов.

– А я с тебя пример брал! – говорит Синицын.

– А я с тебя! – говорит мой земляк Вася Васильев. И тут мы все переглянулись и расхохотались.

А наш командир взвода, лейтенант, и говорит:

– Выходит, вы, сами того не зная, друг друга подбадривали. Так и должно быть. Вы вот про секрет сейчас говорили. И верно, есть у десантников один секрет. Обычный секрет, солдатский – как бы тебе ни было трудно, а товарища своего поддержи, подбодри. Это для десантника закон. Ну, а что страшновато перед первым прыжком было – так тут стыдиться нечего. Недаром говорят: не тот храбрый человек, кто страха не знает, а тот, кто свой страх победить сумеет. Вот так-то.

Эта история произошла с Башмаковым в день его отъезда из части, когда он демобилизовался.

Утром Башмаков получил в штабе документы, распрощался со своими товарищами и со своими командирами тоже распрощался, выслушал последние напутствия замполита части подполковника Кораблёва, вскинул за плечи вещмешок и пошёл на станцию. Мимо казармы, мимо парашютной вышки, мимо дежурного по контрольно-пропускному пункту.

Пришёл на станцию, а там на платформе полно незнакомых солдат. И все – кто с чемоданами, кто с вещевыми мешками.

"Что бы это могло значить?" – подумал Башмаков.

Сел он в сторонке на скамейку и вещмешок положил рядом. До поезда ещё долго.

Тем временем солдаты начали строиться. Вдоль строя бегал низенький капитан и командовал:

– Подравняться! Подравняться! Левый фланг – разобраться!

И тут он увидел Башмакова.

– Товарищ, а вы что же? – сказал капитан. – Ну-ка, быстренько в строй!

– Да я… – начал было Башмаков, но капитан укоризненно взглянул на него и сказал:

– Разговоры! Отставить разговоры! Живо – в строй!

И Башмаков подхватил свой вещмешок и послушно встал в строй.

Ведь за три года службы он научился беспрекословно повиноваться приказам старших начальников.

– Напра-во! – скомандовал капитан.

Все повернулись направо, и Башмаков повернулся вместе со всеми.

– Бего-ом марш!

Все побежали, и Башмаков побежал вместе со всеми по той самой дороге, по которой только что шёл на станцию.

"Странно, – думал Башмаков. – Очень странно".