Валерий Попов: Темная комната

— Вот смотрите! — показал Зиновий Тимохину. — Примерно оттуда вы должны появиться. Видите, где съезжает человек?

Я посмотрел наверх. По крутому обрыву к реке быстро спускался какой-то человек.

Вот он съехал вниз и, не отряхиваясь, побежал к нам. Он приблизился, и я узнал комбайнера Булкина.

— Привет! — сказал он. — Меня-то когда снимать будете?

— Вас? — удивился Зиновий. — А зачем?

— Что — зачем?.. Этот вот малец сказал, что снимете меня, в роли.

— А… этот, — сказал Зиновий. — Этот наобещает!

— А я уж жене сказал. Побрился нарочно.

— Ну, бритьё-то не пропадёт! — улыбаясь, сказал Тимохин.

Булкин посмотрел на Тимохина.

— Этот, что ли, вместо меня? — спросил Булкин.

— А что? — спросил Зиновий.

— Ну, этот справится! — Булкин кивнул. — Ну, я пошёл тогда. Дел-то много.

— Увидимся! — дружелюбно кивнул Тимохин. Потом с тоской поглядел на прорубь.

— Что ж делать! — проследив его взгляд, сказал Зиновий. — Кто ж знал, что такие придут холода!

Тимохин походил у проруби, поглядывая в тёмную, дымящуюся воду. Потом он вернулся к нам. Воротник его от инея стал белым.

— Даже воротник поседел от ужаса, — сказал Тимохин.

— Вы же говорили, что вы морж! — недовольно проговорил Яков Борисыч.

Тимохин неопределённо пожал плечами.

— Когда ты… роль тому типу обещал? — подошёл ко мне Зиновий.

— Когда… антенну с его дома снимал.

— Да ты у нас орёл! — усмехнувшись, сказал Зиновий. Я вспомнил вдруг плачущего Ратмира, потом оставшегося у общежития Василия Зосимыча…

«Да, — понял вдруг я, — что-то много я сделал не того на пути к своей блестящей карьере!»

— А может, можно без проруби? — сказал я, но никто даже не обернулся в мою сторону.

— Да тут метра полтора глубина, — подходя, сказал бригадир осветителей. — Ну что, Яков Борисыч, можно начинать?

Яков Борисыч, ничего не отвечая, отошёл от него и стал ходить вдоль автобусов.

— Солнца нет — мгла какая-то! — нервно взмахнув рукой, сказал он.

Мы ждали часа два, замёрзли, но солнца не было. Все сели в автобус, поехали обратно. Наверху я вылез, пошёл домой.

Отец сидел дома, что-то писал. Увидев меня, он положил ручку, виновато улыбнулся. Я подошёл к нему, он обнял меня за плечи. У меня почему-то глаза вдруг затуманились слезами, я, чтобы с этим покончить, стал разбирать буквы на листе бумаги. Оказывается, отец писал:

Начальнику Областного земельного управления

Гусеву Г. Н.

ДОКЛАДНАЯ

Прошу выделить нашей селекционной станции из фондов Управления технические изделия, необходимые для оборудования на территории станции зерносушилки системы Галинского. Необорудование зерносушилки в течение ближайшего месяца может привести к срыву подготовки семян к посевной и невозможности проверки на больших площадях вновь полученного перспективного сорта ржи «гатчинская-60». В связи с вышеизложенным прошу Вас…

Увидев, что я читаю, отец виновато улыбнулся, потом наморщился.

— Вот чем приходится заниматься вместо науки! — Он вздохнул.

В одиннадцать мы легли спать, но я не спал. В голову всё возвращалась мысль, которая в первый раз пришла на реке, и с ходу подкосила: «Что-то много я сделал не того на пути к моей блестящей карьере!»

Я снова вдруг увидел, как Ратмир заплакал и, сморщившись, бежит к автобусу, впрыгивает… Как уходят после разговора со мной Василий Зосимыч и Любовь Гордеевна — маленькие, под ручку, тёмные на фоне солнца…

Да-а! Если б даже светила мне блестящая роль, которая прославила бы меня на весь мир, — всё равно нельзя было делать того, что я сделал!

И это ведь только то, что я помню… Наверняка есть что-то ещё!

У отца было всё время тихо, и вдруг громко щёлкнул в стене выключатель, только я не знал: было там у него темно или стало?

«Ну конечно, не всё! — понял вдруг я. — А отец? Приехал к отцу и ни разу с ним по-настоящему не поговорил. А он, наверное, мучается, думает, что я не простил ему его… отъезд!»

Я встал, пошёл по длинному общему коридору на кухню, чтобы попить. Я открыл в темноте медный кран, подставил руку и вздрогнул — вода была абсолютно ледяная!

А завтра утром Тимохину прыгать в прорубь! В такую воду! Я стал дрожать. Конечно, артист-то не утонет! Но герой-то утонет, и зрители будут думать, что так и нужно.

Да-а-а… Видимо, автор довольно мрачный человек. Но я-то почему должен его мрачности помогать?

Я вспомнил, как перед самым Новым годом мы под предводительством нашего дворового вожака Макарова проводили задуманную им операцию «елки-палки» — отбирали на платформе у приехавших ёлки. И как я хотел тогда уйти, но не ушёл!