Рувим Фраерман - Девочка с камнем

У одного в руках видны были свернутые красные и зеленые флажки.

Хотя он озяб больше всех других — руки у него были синие, глаза слезились, а на густых бровях сверкал иней, — но Андро он показался веселее всех. Он сунул флажки за валенок, крякнул и сказал деду:

— Зверь, а не мороз: рельсу разорвал на двадцатом километре. Вот и едем чинить.

— Холодно! Как ты работыш будыш, башта [5] Башта — по-болгарски — отец. ? — со страхом спросил дед, изумленный смелостью этих людей.

Хотя стрелочник был не в том возрасте, чтобы старый человек мог назвать его отцом, но дед еще плохо говорил по-русски, хуже Андро.

— Э-э, морозов мы, что ли, не видали? Сын вон из Кузнецка пишет — в эти дни у них строили, стены клали.

— Ой-ой! — сочувственно покряхтел дед.

— А то как же, строили! — сказал стрелочник, вытирая рукавом мокрые брови, и весело подмигнул Андро. — Откуда такой черненький едет?

— Из болгар мы, — ответил дед.

— Ага, понимаю: румыны, значит.

На маленькой станции Андро с дедом вышли, а поезд ушел дальше.

На станции было пусто; у каменного крыльца валялись клочки сена и соломы, но не видно было ни одного извозчика.

В Доме колхозника народу было мало. Одни лежали на койках, другие примостились на корточках у горящей печки. И тут все говорили о морозах. Ямщики не брались везти, но дед настойчиво уговаривал ехать.

— Куда: в такой мороз поедешь? До совхоза десять километров, — сказал старик-извозчик, с сомнением поглядывая то на деда, то на тулупчик и на тонкие валенки Андро.

Дед дал хорошую цену, набавил еще, и старик наконец согласился.

Лошадка у него была хорошая, легкая, и за село выехали весело. А за селом — ветер. И сразу солома на санях и воротник на тулупчике Андро стали седыми. Над дорогой и полями курилась поземка.

Андро сел спиной к ветру. И это не помогло. Овчинный тулупчик показался ему теперь не толще бумаги. Андро съежился, закрыл глаза, начал дрожать.

Захватывало дыхание, и он думал: «Хорошо бы иметь еще один тулуп, еще два, три тулупа!»

Потом заныли ноги. Захотелось спать.

Вдруг он почувствовал, что кто-то толкает его, будто хочет сбросить с саней. Он открыл глаза. Лошадь стояла. Извозчик тыкал в Андро кнутом и кричал:

— Беги, замерзнешь!

Андро не хотелось слезать. Но дед поднял его и поставил на землю. Лицо у деда было белое, и глаза под заиндевевшими бровями смотрели тревожно.

— Солнце, никак, затмило, будь ты неладно! — сказал извозчик. — Вот наказание!

И втроем они побежали рядом, спотыкаясь о сугробы. Ветер сбивал Андро с ног, и ему казалось, что небо давит на голову и что сверху льется этот невыносимый холод.

С горки видны были дымящиеся поля и дорога с вешками. На дороге никого не было. Она была полузанесена, и даже не верилось, что это дорога. Лишь одна ворона низко носилась над ней. Вот уж шесть километров, как она летит вслед за санями.

Снова сели в сани, снова поехали, и снова Андро видел эту ворону, такую одинокую на пустынной дороге. Старая, огромная, как орел, она летела очень близко, и видно было, что на правом крыле у нее не хватает нескольких перьев.

— Что ей от нас нужно? — спросил Андро у извозчика.

Тот показал кнутом на хвост лошади. Дымящийся навоз падал на дорогу. Не успевал он упасть, как уже леденел и подскакивал на земле, точно резиновый. Тогда ворона складывала крылья, садилась и начинала клевать. Она выглядела и голодной и усталой. По дороге в эти дни никто не ездил.

Ямщик часто перегибался с саней и поглядывал вниз, на завертку оглобли.

— Вот горе, — бормотал он: — завертка оборвется, на морозе не завяжешь.

Дед и Андро тоже смотрели вниз, и обоим становилось страшно.

Веревка порвалась, когда спускались с горки и уже видны были постройки совхоза — силосные башни без окон и высокий ветряной двигатель с железными крыльями. Ямщик снял рукавицы. Два раза садился он на корточки у оглобли и два раза вставал, сердито глядя на свои закоченевшие руки. Узел нельзя было развязать. Ямщик сказал Андро:

— Дай-ка, мальчик, твой пояс, а то мы замерзнем.

Андро было очень жаль пояса, отдавать его не хотелось, но солнце в небе стояло такое страшное, мутное, в лучистом оранжевом круге, что он решил: «Пусть лучше пропадет мой пояс».

А зато старик дал ему подержать кнут. Сам он тоже распоясался и дрожал, как Андро. И прежде чем браться за оглоблю, он засовывал пальцы в рот и клал их под теплый язык. Дед тоже садился на корточки и помогал ямщику. Андро же нечего было делать. Он размахивал кнутом, отгоняя замерзшую ворону, которая все норовила сесть на сани.