Вера Желиховская - Подруги

Дело в том, что Клава высматривала в окошко, скороли вернутся домой все её сестры, гулявшие с гувернанткой, мать, поехавшая кататься в санках со старшим сыном, и, наконец, Надя. Она тоже ждала обеда с нетерпением, но по другой причине, чем Серафима: она уже несколько раз заявляла, что ей хочется есть и, наконец, сердито воскликнула:

— Что это, право! Хорошо маме с Елькой! Они, может, десять раз в кондитерскую заезжали и по десять пирожков съели сладких, так им ничего ждать не стоит, a я с двенадцати часов должна голодать!

— Чего же, барышня, не покушаете? — сказала ей Таня. — Я бы, на вашем месте, приказала подать, чего сама хотела, — и дело с концом.

— Да противная m-lle Наке маме насплетничала, что я жадная, a мама и не велела никогда мне ничего давать до обеда… Теперь ключница, как ни проси, ни за что ничего не даст… Я нарочно гулять не пошла, сказала, что голова болит; думала: пойдет Анфиса в кладовую — и я с ней, a она не взяла… Только одну черносливку да кусочек пастилы вынесла…

— Какая же вы барышня! — поддразнила ее Таня. — Барышни, что хотят, то и делают…

И Таня громко засмеялась, обратясь к Вите, который забавлялся игрушками.

— Вот мой барин! — вскричала она, схватив и со смехом подбрасывая ребенка на руках. — Мой барин славный! Он будет умный-разумный, все мне расскажет, всему научит!.. Правда, Витенька?.. Правда?

И она тормошила мальчика, который заливался веселым смехом в то время, как немного сконфуженная Клавдия, заслышав внизу голоса, побежала навстречу сестрам, a маленькая Фима глубоко задумалась над новыми, не приходившими ей еще в голову вопросами.

Фима очень любила вслушиваться во все, что старшим сестрам и брату рассказывали учителя и даже гувернантка. Она и теперь гораздо больше знала, чем ленивая Клава, a читать, с помощью Нади, выучилась с пяти лет. Теперь она уже разбирала маленькие рассказы и по-французски. Она понимала почти все, что говорили между собой Поля и Риада, но не любила их гувернантки и часто мечтала, что сама потихоньку выучится со старшей сестрой читать и писать и по-французски, и по-немецки и обойдется без уроков, m-lle Наке. В своих детских книжечках, которые отец, по просьбе и указанию Нади, часто приносил ей, Фимочка много читала о природе, но все-таки она не могла, например, понять, каким же образом, когда земля поворачивалась вниз , все люди и все, что на ней не крепко держится, не падало и не летело, как слетали оловянные солдатики Вити с его большого мячика, когда она его нарочно поворачивала?.. И потом: как же люди не чувствовали, что они висят вниз головами?.. Это очень смущало девочку. Кого она ни спрашивала, ей говорили, что она теперь не поймет объяснения, что она об этом узнает, когда вырастет… Да когда же она, наконец, вырастет?.. Времени проходило, как ей казалось, много, a она все такая же слабая и бессильная…

«Спрошу сегодня Надю, — раздумывала Фима по уходе сестры, — отчего солнце такое горячее, все в огне? Откуда такой огонь? И зачем, как так делается, что зимой оно меньше блестит и не такое горячее?.. Отчего?..»

Она подошла задумчиво к окну, приложилась подбородком к подоконнику и стала пристально смотреть на багровую полосу заката и уже темневшее небо, с которого сыпался мелкий снежок. Тихо крутясь и летая по воздуху, снежинка за снежинкой облепляли стены домов, садились на ветви деревьев, на стекла окон.

«Да, хотелось бы все это знать, всему научиться… Да куда мне? Разве если когда-нибудь буду совсем большая, старая, как папа?.. Папа умный, он все знает!.. Только некогда ему и… Он всегда смеется надо мной. Я боюсь его спрашивать!.. Лучше Надю… Много, много мне надо узнать. Все это , и кроме этого …»

— Что ты тут одна? О чем призадумалась? — услышала она вдруг ласковый голос.

Серафима и не заметила, что Таня давно унесла Витю в другую комнату, откуда уже слышались веселые голоса её сестер, a она стояла одна у окошка, в быстро темневшей комнате. Она обернулась, протянула руки и горячо обняла наклонившуюся к ней Надежду Николаевну.

— Пойдем к тебе в комнату? — прошептала она ей на ухо.

— Пойдем, непременно пойдем. Я же обещала тебе! Только прежде надо пообедать и непременно покушать супу. Слышишь, Фимочка?.. Не забудь, что это — главное условие: не съешь супу, так я с тобой и говорить не стану.

— Я поем, право, поем! — с гримасой и тяжким вздохом обещалась Серафима (она, как многие больные дети, очень мало и неохотно ела здоровую пищу и в особенности терпеть не могла всякие супы). — A ты сейчас после обеда за мной придешь, Надечка?