Анатолий Митяев - Шестой – неполный

– Не дам, – сказал серьёзно разведчик. – Свою не уберегли, чужую подавно посеют.

Казаки тронули коней. Взвод окутался пылью как облаком. И с этим облаком исчез за поворотом.

Подъехал повар на полевой кухне. Из трубы сочился дымок. В котле за железной стенкой пыхтела и ухала каша. Повар был молодой, Митин ровесник.

– Да я бы, – говорил он, – если бы получил медаль, уж берёг бы… После войны пойдёшь по улице с медалью – всякий скажет: "Этот не трусил перед фашистами". А мне награду получить негде. Я всё время с кашей. Ты, – утешал он Митю, – не горюй. Ещё получишь. И даже орден. У вас, артиллеристов, есть где получить. Ты уж извини, что не помогаю искать. Роту кормить надо. Я бы и кашки вам положил, да нельзя в такой пыли котёл открыть…

– Чего там, – сказал Митя, тронутый участием, и крепко пожал повару на прощание руку.

– Всё! – сказал Митя, когда кухня уехала. – Не найти.

Митя сел на подножку грузовика. Шофёр сел рядом. Они думали об одном: пора ехать. В дивизионе уже беспокоятся. А медаль найти просто невозможно. Ничего не поделаешь. У многих людей бывает несчастье. Теперь несчастье случилось у Мити. Шофёр пошёл на обочину, сорвал колючий кустик и стал сбивать пыль с брюк. У Мити и на такое лёгкое дело не было силы. Тут подкатил "козёл" – коротенький автомобильчик с брезентовым верхом. Он затормозил около грузовика, да так лихо, что пыль, которая крутилась за ним, улетела вперёд. "Козёл" как бы обманул её. Откинулась дверца, выглянул лейтенант:

– Почему стоите? Горючее кончилось?

Митя вскочил с подножки:

– Горючее есть, товарищ лейтенант. Сейчас поедем. Медаль искали. Потерялась, когда колесо чинили.

– Нашли? – спросил лейтенант.

– Никак нет, – ответил Митя.

– Искать снова. И найти! Даю пятнадцать минут сроку. – Лейтенант посмотрел на часы, потом на Митю, захлопнул дверцу, и "козёл", рванувшись с места, умчался.

– Разве поискать ещё? – неуверенно сказал Митя.

– Ищем пятнадцать минут, – согласился шофёр, – как велел лейтенант.

И они снова принялись прощупывать пыль у колёс. Пыль была такая сухая, такая лёгкая, что текла между пальцами. В щепотку взять её было невозможно. В горсти она ничего не весила, горсть была словно пустой. И вдруг Мите показалось, что в руке есть чуть-чуть тяжёлое. Он медленно разжал пальцы, пыль сбежала с ладони, а на ладони, на самой её середине, лежал серебряный кружок.

– Нашёл! Нашёл! Нашёл! – закричал Митя и принялся наподдавать пыль сапогами.

– Да стой ты, – обрадовался шофёр, – ну-ка покажи!

Они долго разглядывали медаль, как в тот день, когда Мите вручили её за отвагу при отражении немецких танков.

Митя Корнев с тех пор, как пошёл на войну, воевал всё время в лесах да полях. За три лета и три зимы ни разу не ночевал под тёплой крышей. И вот теперь в первый раз оказался в городе. Не в простом – в Берлине, в столице фашистской Германии.

Небо над Берлином было дымное, пыльное. Солнце едва проглядывало сквозь снарядный дым и кирпичную пыль. Не переставая грохотало, гремело. Взрывались снаряды, бомбы.

Митя Корнев никак не мог привыкнуть к войне в городе. Укрывать пушки тут надо было по-особому: не за кустом, не за пригорком – за грудами кирпича, за углами домов.

Однажды пришлось даже втаскивать пушку в какой-то склад через пролом в стене и стрелять сквозь узкое окошко, как через амбразуру. И надо было всё время глядеть в оба: с крыши или из какого-нибудь окна фашисты могли пустить автоматную очередь по артиллеристам. Позади наших орудий стоял наполовину обвалившийся дом. Возможно, в нём прятался, дожидаясь момента, враг.

– Вот что, Корнев, – сказал Мите командир взвода, – огляди-ка это строение изнутри. Оно что-то мне не нравится…

Митя рассовал по карманам гранаты, поставил автомат на боевой взвод и пошёл выполнять приказ. По обрушенным лестницам, по пустым квартирам ходил, таясь, стараясь ничем не зашуметь. Но, как всегда бывает, если не хочешь зашуметь, обязательно наткнёшься на что-либо. Так и Митя – зацепил ногой железный прут, торчавший из стены: кирпичная глыба, примыкавшая к лестнице, вдруг рухнула, с грохотом свалилась с верхнего этажа вниз. И снова всё стало спокойно в разрушенном доме. Только с улицы и с небес шёл несмолкаемый гул войны.

Излазив чердак и убедившись, что дом покинут всеми, Митя Корнев спустился вниз. И тут вдруг ему почудились какие-то другие звуки – совсем необычные для этих дней. Они шли, приглушённые и неясные, из-под груды вещей, сваленных в подъезде. Митя прислушался, звуки повторились. Были они слабые и такие жалобные, что сердце у него дрогнуло в предчувствии чего-то необычного и важного.