Михаил Коршунов - Сентябрь + сентябрь

А потом начинаются уроки и начинаются кляк­сы. А если кляксы начинаются, то под знаком бес­конечности. Это уж точно.

Валентин Васильевич может подтвердить. Он в этом убедился.

Убеждался, убеждался и убедился до конца. Он так сказал.

Что только не делала на его глазах Тамара Григорьевна: посылала ребят умываться во время уроков, сама заправляла чернилами ручки, промо­кательную бумагу выдавала в неограниченном ко­личестве, — ничего не помогает!

Кляксы бесконечны, как числовая ось, которая уходит из класса в коридор, в зал и по лестницам вниз, на улицу.

Наступила «санитарная перемена», и ребята взялись за себя и за свои пластиковые столы. Бега­ли, суетились, подпрыгивали — доставали в умы­вальной комнате полотенце. И, уж конечно, столы тоже были почищены резинками до полного блеска. Вот что значит химия: от других столов кляксы ни за что бы не оттёрлись, а от пластиковых оттира­ются.

Тётя Клава поглядела на умытых ребят, на чи­стые пластиковые столы и осталась довольной.

А вожатые не остались довольными, когда по­сле предварительного звонка поглядели на ребят и на их столы. Поглядели именно на звёздочку Пер­выша. Начали проверять не только внешний вид столов, но и внутренний: начали выдвигать ящики.

Это было полной неожиданностью — такая про­верка!..

Во всех других звёздочках в ящиках были поря­док и чистота, а в звёздочке Первыша вскрылась куча всякого хлама. Коллективные вожатые так и сказали — «куча всякого хлама». И остались недо­вольными.

И работой местного санитара остались недо­вольными — это, значит, Тёмой. Он был санитаром в звёздочке Первыша. Его обвинили в халатности, а всю звёздочку обвинили в безответственности.

С ними нельзя было не согласиться: хлама вскрылось достаточно.

И ещё подвели ботинки Первыша: на одном бо­тинке оказалась клякса. Каким-то образом и когда-то ручка зацепила ботинок.

Первыш не увидел эту кляксу, Тёма не увидел эту кляксу, и тётя Клава не увидела, а коллектив­ные вожатые увидели. На то они и коллективные.

Валентин Васильевич хотел замять случайную кляксу, но сегодня решался очень серьёзный во­прос: кто на чём поедет или полетит.

Вопрос решился, и звёздочка Первыша, Бори и Серёжи оказалась на стрекозе вместе с должност­ным лицом Тёмой Новиковым. И если бы не при­личные отметки за всю неделю, то оказалась бы даже на улитке.

Вот как обернулась судьба!

Теперь Первыш каждое утро после предвари­тельного звонка и после того, как сдаст Тёме «шею с ушами», выдвигает ящик стола и лично сам про­веряет, что и как в нём лежит и вообще что в ящике находится на сегодняшний день.

Проверяет он и ботинки. Лично сам.

И Боря и Серёжа выдвигают ящики у своих столов и лично сами всё в них проверяют и аккуратно складывают.

Чтоб никакого хлама!

Не обрадуешься, что они такие большие, эти ящики.

В 5-м «А» тоже в конце недели подводились ито­ги и решался очень серьёзный вопрос: кому позво­лят дальше ходить на каток и тренироваться к со­ревнованиям, а кому не позволят и вместо катка им придётся сидеть в классе и заниматься дополни­тельно.

Решали этот вопрос коллективные вожатые из 10-го класса.

Ничего не поделаешь. Цепочка!

Так что нервными ходили не только Первыш, Боря и Серёжа, но и кое-кто из пятиклассников.

Ходил нервным и Ревякин. Но вовсе не из-за двоек, потому что двоек он не получал, а потому, что второй раз подряд его команда проигрывала в хоккей команде Самохина.

Играли они уже не перед школой «на простых ботинках», а на коньках и на большом настоящем катке.

Дома, когда Света узнала, что Колина звёздоч­ка оказалась на стрекозе — и всё из-за хлама в ящи­ках и кляксы на ботинке,— она начала, конечно, удивляться.

Нарочно.

Нервы Первыша совсем не выдержали, и Пер­выш схватил линейку, у которой Света отъела ноль и ещё один сантиметр, и погнался за Светой, чтобы уничтожить её не только словами.

Света, как всегда, залезла под кровать и давай брыкаться оттуда.

Брыкается и говорит, что скоро дорастёт, а мо­жет быть, и перерастёт Колю и будет бегать за ним с линейкой.

Это уж слишком!

Первыш поймал Светку за ногу и потянул из-под кровати.

Тогда Света как заорёт:

— Ааааа!

Мама прибежала. Папа прибежал.

Первыш, конечно, бросил Светкину ногу. А Свет­ка не успокаивается, орёт:

— Ааааа!