Александр Ященко - Хруп Узбоевич

— Покушаем всласть! — перевела я этот взгляд силой своего искусства читать мысли, но — это была лебединая песнь умирающего. Через минуту, нет, даже секунду, я — труп, в котором никто и никогда не найдет и признака высокой крысиной образованности…

Но случилось нечто иное — второе чудо в эту чудную ночь!

Глаза хищника вдруг потухли, когти его разжались, и тело мое, более ничем не удерживаемое, беспомощно поскакало с ветки на ветку, падая с верхушки высокого дерева.

Наверху же происходило что-то непонятное и разгаданное мной только впоследствии по тем признакам, которые запечатлелись в моей памяти. Оттуда посыпались обломки сучьев, и тихо и плавно полетели перья птицы. Кто-то глухо визжал:

— Готово!

А через несколько секунд, когда я, чуть живая и еле дыша, оправлялась от падения, мои усталые глаза заметили длинную фигуру какого-то зверя, волочившего моего мучителя, бывшего уже трупом.

Первая ночь свободы и столько невзгод! Не прошло нескольких часов, а я, полуголодная, полуистерзанная, лежала уже под раскидистыми ветвями огромного дерева, думая, что мне никогда не суждено будет выбраться из этого леса, кишащего тайными врагами и полного неожиданных опасностей. Однако попытка моя стать прочнее на ноги оказалась вполне успешной, и я, несмотря на ноющую боль, постаралась, сколько можно, повернуть шею, чтобы зализать мои раны. Хрупу, когда-то мыслителю, приходилось превращаться в Хрупа-врача. Зализав кое-как ранки, ворочая при этом головой то в одну сторону, то в другую, я поплелась по случайной тропинке леса, куда глядели мои глаза, пугаясь малейшего шороха. Скоро до моего слуха донеслось слабое журчанье, но это не было голосом животного, и я безбоязненно продолжала путь. Дорогу мне пересекал маленький лесной ручеек, и я жадно напилась в нем студеной воды. Сама не знаю почему, но я решила перебраться на ту сторону и вступила в воду. В одном месте глубина ручья была значительной, и я сделала два, три плавательных взмаха, прежде чем мои ноги опять достали дна. Я выкупалась случайно, но купанье освежило мое горевшее тело и в него вновь начала проникать бодрость.

Продолжая путь по тропинке, я питала тайную надежду встретить что-нибудь, похожее на человеческое жилье, где я знала бы, как распорядиться. Но его, увы, я не встретила, и только лес да ночь были около и надо мной.

Вновь что-то зашуршало в стороне от тропинки; я при жалась к земле и подлезла под какой-то лист. На дорожке появилось знакомое мне животное. Это был один из тех ежей, которых часто приносил в кабинет наш хозяин.

— Тут кто-то шляется! — заговорил вдруг еж на своем немом языке, когда я неловко хрустнула сучком.

— Но не советую приближаться: я при оружии. Паф, паф! — продолжал он, наморщивая кожу с затылка на лоб и вздрагивая всей своей иглистой кожей.

— Неужели ложная тревога? Я стала ужасно нервной за последнее время. Пугаюсь от всякого пустяка. Впрочем, лучше лишний раз зря испугаться, чем погибнуть от неосторожности…

— Эге, нет постой, брат! — обратился еж вдруг в сторону. — Стой, стой: не уйдешь!

И он ловко выловил заснувшего на стебельке огромного кузнечика, собиравшегося скакнуть подальше в траву.

При этом, разбежавшись, еж налетел на меня и моментально, вздрогнув, свернулся в клубок. Пойманный кузнечик ушел куда-то внутрь этого иглистого шара.

Я не на шутку перепугалась. Хозяин моих девочек часто говорил, что ежи ярые истребители мышей и не боятся померяться силой с крысой, хотя главная их пища — насекомые и всякая мелочь вроде улиток, лягушек и пр. Не боятся они даже и ядовитых змей, о которых в то время я, впрочем, имела еще очень смутное понятие.

Только что пораненная хищной птицей и полуголодная, я вовсе не могла рассчитывать на благополучный исход борьбы с таким смелым и более крупным зверем, и для меня было большое счастье, что еж при встрече со мной предпочел «лишний раз испугаться зря», как он выразился.

Не раздумывая, я пустилась дальше по дорожке, предоставляя ежу угадывать, какой зверь сыграл с ним маленькую шутку.

Однако ночь была необыкновенно длинной. В лесу она мне больше не казалась покровительницей крыс, и я недоумевала, как это перебирались через леса крысы-завоевательницы, распространясь по всему свету.

Бродить по лесу ночью далее я не решилась и, найдя какое-то дупло, решила переночевать в нем до свету, когда ходить по лесу, быть может, будет безопаснее. Но мое водворение в дупле тоже не обошлось без тревоги: наверху в той же дыре кто-то все возился и на меня летели какие-то сучья и труха. Кто это был, — я и теперь не знаю. Истомленная событиями, я заснула тревожным сном, каким никогда не спала в дни своей неволи.