Николай Ященко - С отцами вместе

Однажды на встрече литераторов с участниками областного пионерского слета, девочка с косичками спросила меня:

— Вы были пионером?

— Нет!

— Почему?

Отвечая на этот вопрос, я рассказал о своем детстве, которое прошло в Забайкалье в суровые годы гражданской войны, о друзьях-товарищах, о песнях того времени. Ребята внимательно слушали рассказ. Девочка с косичками попросила:

— Напишите об этом книжку, пожалуйста!

Я обещал…

Утром над поселком низко прошла огромная грозовая туча. Она пролилась сильным ливнем и свернула к хребту, глухо ворча затихающим громом. Но скоро выглянуло солнце, на улицах заблестели лужи. Особенно большая лужа разлилась у макаровского дома. В нее заглянули и закачались отраженные в воде бревенчатая стена с желтыми закрытыми ставнями и край деревянной крыши. В голубой луже проплывали кучевые облака…

На крыльце стоял высокий, худощавый мальчик лет двенадцати в железнодорожной фуражке. Он часто поворачивал голову то направо, то налево. С двух сторон прибывали «поезда», и надо было хорошенько смотреть за ними. Мальчик то и дело сдвигал фуражку на затылок, но она упорно сползала на лоб и козырьком закрывала глаза. «Дежурному» по станции полагалось бы надеть фуражку с красным околышем, как у Никифора Андреевича Хохрякова, но где взять такую? Пришлось утащить у отца кондукторскую — с малиновыми кантами, — она хоть и старая, но в ней все же не стыдно принимать и отправлять поезда. И ремень тоже старый, отцовский. Мальчик потрогал большую медную бляху, на которой были выдавлены царский герб (орел с короной на голове), молоток, гаечный ключ и буквы: Заб. ж. д.

Из-за угла вывернулся «курьерский». Он был босой, этот поезд — Ленька, по прозвищу Индеец. Штаны засучены до колен, колеса-ноги, как видно, часто попадали в лужи, их облепила грязь. Усиленно вращая согнутыми в локтях руками, Индеец голосисто прогудел:

— Ту-ту-у!

По этому сигналу мальчик в фуражке понял, что «курьерский» не хочет задерживаться на маленькой станции, просит пропустить его напроход. Дежурный быстро сошел с крыльца и вытянул руку с палочкой. Курьерский, приближаясь, держал такую же палочку. На ходу они обменялись «жезлами». У дежурного фуражка сползла на глаза, скрыв от него загорелое лицо запыхавшегося Индейца. Пока фуражка сдвигалась на затылок, курьерский, мелькая черными пятками, уже исчез за домом машиниста Храпчука.

«Дежурный» снял фуражку и сел на крыльцо. Ему хорошо знакомы эти ступеньки, ведущие в лавку купца Макарова. Сколько раз он поднимался и спускался по ним: мать посылала то за солью, то за спичками, то еще за чем-нибудь. Но бывали у него и свои дела. Когда отец приносил жалованье, дети получали по копейке. Порой попадались новые монетки, они ярко блестели, и ребятишки называли их золотыми. Монетки сразу же обменивались в лавке Макарова на ириски.

«Дежурный» вспомнил, как однажды бродил по берегу реки, собирая обкатанные водой камешки. И вдруг среди мелкой гальки увидел позеленевший пятак. Монета была наполовину затянута песком. Домой он бежал что есть духу и все боялся, чтобы кто-нибудь не отнял находку. Натерев пятак золой до блеска, он побежал в лавку за ирисками, но вот на этом крыльце споткнулся, и выпавший из кулака пятак закатился в щель. Сбежались товарищи, хотели оторвать доску, но рыжебородый Макаров разогнал всех. Вместо сладких ирисок пришлось глотать соленые слезы. Машинист Храпчук видел, как ранним утром купец ковырял щепкой, выуживая из щели пятак.

Теперь лавка закрыта, вывеска снята, двери забиты крест-накрест досками, и только тяжелый болт почему-то не втолкнули в косяк. Играя в поезда, ребятишки превращают этот болт в станционный колокол. Они стучат по нему палочкой или железкой, и он глухо звенит.

Купца Макарова в поселке нет уже больше года, с тех пор, как пришла революция. Купец, конечно, не знал, что она придет. Он много лет торговал, а потом решил сделаться жандармом. И верно, его увидели в жандармской форме. В лавочке же стали торговать его жена и дочь Конкордия, которую все звали Конфоркой. В жандармах купец проходил недели две, не больше, потому что скоро грянула революция. И тут купец исчез. В поселке говорили, что он будто бы утопился. Шел ночью со станции домой, да и нырнул в прорубь. Утром нашли только примерзшую ко льду новую папаху с кокардой. Жена Макарова и Конфорка закрыли лавочку, забили окна и уехали куда-то. С тех пор на крыльце собираются зареченские парнишки. Крыльцо они называют: «Станция Макаровка».