Около одного из моих правых усиков у меня зачесалось, и я, на минуту забыв, где я, — принялась слегка умываться. Резкий звук заставил меня насторожиться. В растворившуюся дверь вошли снова те же лица; в руках у них я сразу заметила одно из любимейших моих яств — кусочек пахучего мясца с салом. Конечно, теперь я прекрасно знаю название этого милого блюда: то была сырая ветчина.
Оба существа начали осторожно подступать ко мне, но это было уже слишком, и мое доверие к моим новым знакомым пока не могло сохраняться ближе, как на почтительном расстоянии. Поэтому, само собой разумеется, я, сломя голову, метнулась обратно за угол, из которого могла, однако, наблюдать за тем, что будут делать мои враги. А они совершили, на мой тогдашний взгляд, большое злодеяние — лакомый для меня кусочек был брошен к моему углу. Ветчина шлепнулась почти рядом с тем местом, где я только что умывалась. Удар ее о пол заставил меня вздрогнуть и броситься в свой спасительный ход. В моей голове тотчас же создалось объяснение всего происшедшего. Очевидно, люди умыслили против меня самое ужасное: порешили уничтожить меня коварным отравлением. Но они имели перед собой не обыкновенную, хотя и молодую крысу, а существо, прекрасно изучившее такие их коварные подходы. Смею вас уверить, что ветчина могла высохнуть или заплесневеть в моем углу: я не потрудилась бы даже ее обнюхать, а тем более пробовать даже ночью, как это так часто и неосторожно проделывали мои неопытные сотоварки. Впрочем, мое презрение к людской уловке не помешало мне вновь высунуть свою мордочку и, из чувства понятного любопытства, посмотреть на слишком раннее торжество моих гонителей. Они, мне думалось, полагали, что первый шаг охоты на меня совершили удачно.
Подозрительный кусочек лежал неподалеку и предательски обдавал меня своим тонким, чудным, и, конечно, ядовитым запахом.
— Ну и пусть он лежит, — думалось мне…
Но событиям этого дня не суждено было ограничиться только этим. Долго просидела я с наполовину высунутой мордочкой, собираясь вылезть побольше, чтобы заняться дальнейшим наблюдением, как один тихий звук сразу остановил мое почти уже созревшее намерение и вызвал во мне совершенно другие мысли. Я услышала чьи-то мягкие, тихие едва-едва уловимые шаги, приближавшиеся к моему углу… Эти шаги не могли принадлежать никому иному, как кому-нибудь из ужасной породы кошек.
Будь я простой крысой, я, во-первых, может быть, и не услышала бы ужасной поступи врага, а, услышав, немедленно улепетнула бы в свое подполье. Но я была, как я не раз упоминала, необыкновенная крыса, обладавшая, кроме всех совершенств этой породы, еще более развитым соображением. Я ясно видела, что щель между печью и стеной была слишком узка даже для молодой кошки, а котенок мне был совершенно не страшен. Это обстоятельство настолько успокоило меня, что я, правда, не выдвигаясь ни на волос дальше, продолжала выглядывать из своего безопасного угла.
Шелест шагов продолжался и приближался… Запах ветчины продолжал медленно носиться в воздухе, раздражая мое обоняние.
Вот был момент двух разнородных ощущений. Вся я была полна внимания, смешанного с легким опасением, нос же против желания наслаждался чудным, понятным только крысе ароматом. Наслаждение и страх одновременно — эти два ощущения, я полагаю, не часто совпадают друг с другом!
Однако я чуяла, что враг был уже очень недалеко, может быть, у самого отравленного куска.
Вдруг у меня мелькнула мысль! Что если кошка, — а это была она, я не сомневалась более, — съест приманку, поставленную для меня? Ведь ее тогда должен ожидать тот конец, который был рассчитан для меня! Ведь одним из моих заклятых врагов будет меньше! Неужели? Возможно ли? И к моим двум ощущениям прибавилось третье: чувство охватившей меня радости пред гибелью врага!
Как хотите, а у нас, у крысиной породы, это чувство не считается нехорошим, и в моей последующей жизни я не раз удивлялась, что люди зачастую ласкали и ухаживали за своими явными врагами. Впоследствии я даже видела такие места, где люди обставляли всякими благополучиями жизнь их кровожаднейших врагов — крупных хищных зверей. Но об этом поговорим в свое время.
Что может сравниться с моей радостью и даже очарованием, когда я услышала явственные звуки чавканья, а нос мой ощутил беспорядочное колебание ветчинного аромата. Кусок, без сомнения, исчезал в зубах одной из наших истребительниц. Вскоре я услышала даже тот едва уловимый звук, который свидетельствует о том, что последний глоток покончил с последними остатками пищи. Я ликовала…
Читать дальше