Яков Тайц - Родник

И Владик говорил маме:

«Мама, спи ты, ведь тебе в поликлинику надо гораздо позже, я сам всё — и поем и соберусь, не беспокойся. Что я, маленький, что ли!»

«Хорошо, хорошо, не буду вставать!» — каждый раз обещала мама.

Но вот наступает утро, смотришь — а она всё-таки встала и бродит в халате из кухни в комнату, помогая Владику собираться в школу.

Нет, видно все мамы так уж устроены, что их дети всю жизнь кажутся им маленькими…

Владик, одеваясь, думал о панораме. Тата вчера сказала, что завтра уже годовщина пятого года. Значит, надо панораму во что бы то ни стало отнести сегодня. Правда, она уже почти что готова. Осталось только приклеить фигурки дружинников и казаков и сделать проводку, потому что без проводки панорама никакого вида иметь не будет. Вся красота в освещении, в лампочках. Но если пойти в школу, ничего этого сделать не успеешь.

— Ты что задумался? — сказала мама. — Опоздаешь!

— Я не задумался.

— Нет, я вижу, ты чем-то озабочен. В школе у тебя всё в порядке?

Владику не хотелось говорить маме про единицу.

— Нет, ничего, — вздохнул он. — Всё в порядке.

Он помолчал.

— Мама, — сказал он потом, — дай мне что-нибудь большое. Ну, что-нибудь вроде скатерти.

— Зачем тебе вдруг скатерть понадобилась? — поразилась мама.

— Да вот… надо завернуть. — Владик показал на панораму.

Мама посмотрела на картонный ящик:

— Неужели ты эту махину в школу потащишь?

— Да надо… — уклончиво отозвался Владик.

Мама дала ему старую, заплатанную бязевую простынку. Владик завернул в неё панораму, завязал углы, и получился большой узел с длинными белыми «ушами». Потом Владик полез к себе под кровать, достал из своего «ящика сокровищ» три электрических патрона, три лампочки, шнур, вилку и всё уложил туда же, в узел. Потом он оделся, повесил через плечо сумку с книгами, взял не тяжёлый, но громоздкий узел и вышел на улицу.

На улице было ещё темно. Ещё светились всю ночь не сомкнувшие своих жёлтых глаз фонари. На сугробах между зданиями ещё лежала темносиняя, чернильная мгла. Но дворники в белых фартуках уже яростно скребли тротуары. Из-под стальных скребков то и дело выскакивали малюсенькие жёлтенькие искорки.

Мальчики и девочки, с сумками и портфелями, спешили в школу. Странно бывает видеть в предутренней морозной темноте малышей, шагающих в школу. Им бы ещё понежиться, поспать, а они — нет, шагают себе сквозь тьму, деловито помахивая сумками и поскрипывая валенками.

Счастливого пути маленьким закутанным пешеходам, которые по утрам заполняют наши улицы и спешат в школу набираться ума-разума!

Владик шёл, прижимаясь к стенам. Ему не хотелось встречаться со знакомыми ребятами, потому что шёл он по-настоящему не в школу, а к Пете Ерошину.

Он знал, что Петиной мамы уже нет дома — она очень рано уходит в комбинат. Единым духом поднялся он по ещё освещённой с ночи лестнице. Петя — в пальто, в шапке — открыл ему дверь.

— Владик, ты что прибежал? — удивился он. — А в школу?

— Петух, знаешь чего? — торопливо заговорил Владик. — Давай не пойдём сегодня… пропустим один денёчек.

— Почему?

— Да вот… — Владик показал на узел. — Надо закончить, проводку сделать… Потом там разговоры, наверное, начнутся насчёт журнала…

Петя стал задумчиво теребить свой нос. Он не прочь был пропустить школу. Правда, уроки он приготовил, стихи выучил, но в школе, ясное дело, начнётся разговор про журнал. Конечно, за прогул тоже снизят дисциплину, но что же теперь делать! Семь бед — один ответ!

Он начал расстёгивать пальто:

— Ладно, есть такое дело, остаёмся.

Приятели разделись, размотали узел, и Владик стал показывать:

— Видишь, здесь надо фигурки… вот… а здесь проводку…

— А лампочки?

— Вот тут лампочки, шнур, всё…

Петя с охотой взялся за дело. Он по электричеству мастер. Наладить пробку, патрон — всё это он вам сделает не хуже заправского монтёра.

Друзья вырезают фигурки, раскрашивают, приклеивают. Они советуются, как лучше разместить лампочки. Конечно, их надо поместить незаметно, замаскировать за картонной стеной и бумажным раскрашенным небом…

А в школе в это время встревоженная Кира Петровна всё ещё пыталась дознаться: кто же посмел изуродовать классный журнал?

Конечно, в этот день ей ничего узнать не удалось. После уроков она показала журнал Анне Арсентьевне и Егору Николаевичу.

Директор пригласил её к себе, усадил за стол, надел очки и долго разглядывал пострадавшую страницу.