Илья Туричин - Сердце солдата

Нет. Следующие сто пятьдесят метров охранял другой патруль. Он так же шагал без остановки туда и обратно.

Коля вернулся к Яше. Молча лег рядом.

«Что же делать? Как обмануть фашистов, пробраться к железнодорожному полотну, заложить заряд?.. Вот-вот пойдет эшелон из Берлина, из самого логова фашистов. Неужели пропустить его к фронту? Сейчас, перед наступлением наших?.. — Коля почувствовал на языке солоноватый привкус — прикусил-таки до крови. Он облизнул губы. — Что делать? Броситься на автоматчиков?.. Патрули на той стороне — и справа и слева. Нет, не за жизнью двух фашистов шли они сюда за десятки километров! Но что же делать?… Там, за спиной, в поле лежат шестеро товарищей. Они бы, конечно, поддержали, но все равно фашисты задержат эшелон, если начнется перестрелка. И не пустят его дальше, пока не проверят весь путь…»

Время шло. Дождь утих. Патруль неутомимо шагал и шагал, вглядываясь в тьму. Несколько раз протарахтела дрезина. Ползал по косогорам холодный прожекторный луч. А Коля и Яша все лежали в ельнике, промокшие до нитки, и не находили выхода.

Перед рассветом чуткое ухо уловило неясный шум, будто кто-то закопошился в самых недрах земли. Коля вслушался. Звук, сперва неясный, становился все четче и четче. Сомнения не было: приближается поезд!

Со стороны станции Коссово-Полесское шел эшелон, которого они ждали всю эту долгую мокрую ночь. И через минуту-другую он проскочит мимо с погашенными огнями, прогромыхает на стыках, и удары его колес замрут вдали, в той стороне, где фронт…

Во что бы то ни стало надо остановить этот эшелон, преградить ему дорогу!

Кровь сочилась из прокушенной губы, но Коля не замечал этого. Он весь превратился в слух. Казалось, каждый нерв, каждая клеточка утомленного тела слышат эти мерные удары колес и наливаются нечеловеческой яростью.

Нет! Он не пройдет, он останется здесь, в овраге, этот эшелон с запада!

— Я попробую, Яшка. В случае чего — строчи по ним. — Коля взял у своего второго номера заряд тола.

— Вместе пойдем.

— Нет… Вдвоем не пробиться… Будь здоров, Яшка.

И Коля пополз вперед, таща за собой тяжелый сверток.

Хлюпают шаги патруля. Все ближе, ближе… Коля вжался в землю, замер. Только бы не заметили! Как медленно они идут. Вот сейчас, сейчас… Коля снова до боли прикусил губу…

Рядом возникли две фигуры автоматчиков.

Ближнего можно схватить за ноги.

Хлюп. Хлюп. Хлюп…

Коле кажется, что он видит комья грязи на тяжелых подкованных сапогах…

Прошли…

И тотчас, почти у самых ног автоматчиков Коля бросился вперед, подхватив свою ношу. Вот он — край косогора. Еще секунда и парнишка сползает вниз по мокрой скользкой земле.

А поезд стучит и стучит все громче, все отчетливей.

Коля бросился к рельсу. Обламывая ногти и не чувствуя боли, начал рыть землю. Мокрая земля не поддавалась…

Не успеть… Кончено…

Из-за поворота выползло чудовище с притушенным глазом. Все ближе его тяжелый грохот.

Не успеть!

Коля еще сильнее прикусывает окровавленную губу.

И вдруг перед ним отчетливо, как наяву, возникает лицо расстрелянного отца. Брови нахмурены. Серые, как у сына, глаза глядят в упор, сурово. Потом он видит горящую хату, где каждая половица, каждый гвоздик, каждое пятнышко на стене — это его детство… Она горит, и едкий дым повисает в морозном воздухе.

И вдруг сквозь пламя Коля различает бегущих солдат. Крошечные фигурки стремительно приближаются. Он видит алые звездочки на касках, пилотках, фуражках. Они растут, эти фигурки. Они бегут по родной земле, и солнце встает за их плечами. Они кричат что-то…

Нет, это кричит девочка из Зыбайлы. Крик ее то усиливается, то стихает, вязнет в ушах, вплетаясь в чудовищный грохот эшелона. Вот он рядом, фашистский, черный в ночи эшелон…

Коля выпрямляется во весь рост. Сейчас они встретятся лицом к лицу: комсомолец Коля Гайшик из Вольки-Барановской и черный фашистский эшелон из Берлина.

Коля прижимает противопехотную мину к заряду тола.

Паровоз надвигается темной громадой. Дышит жаром в лицо.

Нет! Не пройдешь!

Коля рукой приводит в действие несложный механизм капсюля-детонатора и бросает заряд под колеса паровоза…

Яшу отбросило взрывной волной, ударило затылком о тонкий ствол елки, оглушило.

Когда он очнулся, кругом было светло и жарко, будто летнее солнце взошло апрельской ночью. Багряные языки пламени вырывались из оврага, зловеще светился едкий дым. Внизу что-то грохотало, видно, рвались боеприпасы. По косогору, обезумев, метались темные фигуры фашистов. Слышались крики.