Роман Шмараков - Овидий в изгнании

– Не знаю, – честно сказал Генподрядчик.

– Тогда в какое сюда вы хотели бы попасть?

– В то, из которого я пришел.

– То есть вы хотите попасть в оттуда.

– Можно и так сказать, – согласился Генподрядчик.

– Значит, вы из отсюда хотите попасть в оттуда.

– Да, – безнадежно сознался Генподрядчик.

– Дело нелегкое, – бодро сообщил Дисвицкий. – Мало кто добирался. Карты, главное, нету приличной, только абрисы. А по абрисам – это такая морока, что…

– Я в молодости участвовал в спортивном ориентировании, – довел Генподрядчик. – Я сумею.

– Вот как, – заинтересованно сказал Дисвицкий. – А было ли, позволю себе спросить, ваше ориентирование достаточно спортивным? Не допускали ли вы, ориентируясь, чего-либо такого, о чем вспоминаете со жгучим и запоздалым раскаянием?

– Ничего не было, – упорствовал Генподрядчик.

– Нельзя быть уверенным, – мягко заметил Дисвицкий.

– Ну уж нет, – решительно сказал Генподрядчик. – Если я вижу, что что-то происходит, то происходит именно это, а не что-нибудь другое.

– А вы, простите, не могли бы сейчас вспомнить, когда что-то происходило, и это было именно то, что происходило, а не что-то другое? Это я не к тому, что мне хочется вас запутать, а просто со мной все время так, что когда что-то происходит, то совсем не оно, а что-то такое, что должно сейчас происходить совсем в другом месте. Или здесь, но в двадцатых числах. Поэтому мне интересно, как это у вас бывает.

– Скажем, песня про Амур, – почему-то вспомнил Генподрядчик.

– Это где часовые стоят? Задушевная песня. И что же именно произошло?

– Жена изменила пограничнику. Попугай ее выдал, и пограничник ее наказал, а потом утопился.

– Я бы не делал таких, прямо скажем, безапелляционных выводов. Смотрите. Жена встречает мужа с дежурства в невеселом расположении – почему? Неизвестно. Попугай сообщает, что его дом посетила измена. Пограничник думает, как вы, и убивает жену совершенно напрасно.

– «Ты прав», сказала она, – напомнил Генподрядчик.

– Она имела в виду: «На основании сделанных тобой заключений этот поступок вполне закономерен, едва ли следовало ждать иного. К сожалению, сами твои заключения ложны». В таком примерно духе она выразилась, когда сказала: «Ты прав, только жаль». Затем она успевает сообщить, что беременна от него. Это не только объясняет ее угнетенное состояние, но и совершенно ее оправдывает перед лицом мужа. Я бывал на Амуре, там строгие нравы, и сексуальные связи в период беременности абсолютно исключены. Пограничник вырывает попугаю язык, то есть орган, которым тот согрешил, и называет этот язык предательским.

– Автор называет, – уточнил Генподрядчик.

– Что автор, что пограничник – это, я вам доложу, одно и то же. Не менее половины знакомых мне пограничников были образом автора.

– А остальная половина?

– Остальная просто ходила на дежурство по графику. Им нравилось ловить нарушителей. До смешного доходило: иной раз сами заставят что-нибудь нарушить, через не хочу, дают полчаса форы – и за ним. И весь день кувыркаются, пока ужинать не позовут. Строго говоря, попугай не соврал, потому что измена проникла-таки в дом, только изменил ему сам попугай, оклеветав его жену. При этом, заметьте, попугай сообщил пограничнику о своем намерении изменить, еще не осуществленном, и само это сообщение вследствие своей недосказанности и было актом измены. Порочный круг. Попугай справедливо наказан, а пограничник карает себя за опрометчивое доверие к молве, топясь в большой реке, ибо, как говорит пословица, «мирская молва – морская волна». Эта грустная песня посвящена тому, что ошибаются не чувства, а разум, делающий из них ложные заключения. Пограничнику, когда он был молодым и катал свою невесту по Амуру в золотистой лодочке, доводилось видеть, что весло в воде выглядит сломанным, но он знал, что весло на самом деле целое и платить лодочнику за порчу инструмента не придется. Жаль, что он вовремя не вспомнил об этом оптическом инциденте.

– Что-то меня в этом объяснении смущает, – сообщил Генподрядчик. – Зачем это было попугаю?

– Мало ли, – развел Дисвицкий руками. – Что там их связывало в прошлом, я не знаю. Попугаи вообще крайне злопамятны и в этом отношении могут равняться со слонами, их обида таится годы, вынашивается в бессонных ночах, а потом разражается ударом в спину. Пограничник, спеша в последний путь к реке, тоже наверняка задавался риторическим вопросом, как мог его попугай допустить такую неблагодарность. Скорее всего, он уже не помнил, что когда-то недоложил ему зерна или оборвал его общительную речь, мешавшую смотреть телемост с Америкой. Эти птицы, они, знаете ли… да, птицы…