Роман Шмараков - Овидий в изгнании

– Вы его не спутаете, – со значением сказал незнакомец.

– Ну, если вы утверждаете, – отозвался Генподрядчик, – не стану спорить. Так, тут практически все… «причеши мне голову», это, кажется, из женского варианта…

– Вот ручка, зачеркните, пожалуйста, – сказал незнакомец.

– Мне в целом ясны задачи, – сказал Генподрядчик, вставая. – Где искомое помещение с сосиской?

– Я отведу, – сказал незнакомец.

– Подведем промежуточные итоги дня, – сказал сам себе Генподрядчик. – Я неизвестно где, без всякой надежды выбраться, сижу в обществе свечей и сосисок в святочной бане с эвкалиптовыми вениками, робость мне волнует грудь, успею ли я вдоволь наслушаться притчей Платона Александровича или меня раньше накроет убедительный голос птицы фазан. Конечно, некоторые начинали и с меньшего. Но я боюсь окончательно утратить кредит у своей рациональности, прежде чем выберусь из этих мест хотя бы наполовину.

Он помолчал и добавил:

– На верхнюю.

В помещении, которое служило баней не за страх, а за совесть, было сыро и вонюче, по местам тускло светились подозрительные шайки, неприятная глазу ветошь лежала на плесневой лавке, а тяжелый бюрократический стол, у которого одна гнутая нога была львиной, а другая в калоше, казался здесь воспоминанием о каком-то затаенном извращении, которое представить во всей полноте было невозможно. На столе стояло зеркало, против него другое.

– В кругах, которые могут себе позволить, – сказал незнакомец, когда Генподрядчик поинтересовался о пахучем ворохе эвкалиптовых веников, – это сейчас модно. Хотя купить трудно. Возможно, это поднимает спрос. Обычно берут в Московском зоопарке, у сторожей, которые при коалах.

– Изо рта рвут у медведей, – заметил Генподрядчик. – Кто ел из моей миски и оставил ее пустой.

Незнакомец пожал плечами.

– Из-за стола надо вставать с чувством легкого голода, – сказал он. – Сейчас такие диетические веяния. Не знаю, чем эвкалиптовый веник лучше национального…

– Тени на спину не бросает, – предположил Генподрядчик.

– Зато он очень жесткий, и если им прямо так пользоваться, то дает множественные микропорезы. Жжет кожу потом, – пояснил незнакомец. – Поэтому как делают: перед употреблением ошпаривают их кипятком, раскладывают на лавке и обухом топора, как, знаете, отбивную, немножко проходят, туда и обратно.

– Ну, тогда-то уж хорошо?

– Тогда хорошо.

Был уже двенадцатый час ночи, и незнакомец собрался уходить. На память о знакомстве он подарил Генподрядчику мельхиоровый подстаканник с рельефом, представляющим битву богов с зоотехниками Прилепского конезавода. Генподрядчик, ничего не подаривший, извинялся тем, что их встреча произошла импровизированно, и они простились, уклоняясь, однако же, от объятий.

Теперь Генподрядчик сжимал сосиску в руке, чувствуя себя одиноко, а свечи трепетно горели, сгущая тени по углам. Где-то прошипели часы и ударили двенадцать. Генподрядчик встрепенулся и наклонился к зеркалу, возмутившаяся глубь которого выносила в его сторону человека с общительным лицом и руками, уютно сложенными на животе. «Платон Александрович? – спросил Генподрядчик и отчего-то заторопился: – Очень приятно; у меня тут вот сосиска для вас… примите, пожалуйста, за беспокойство…»

– Спасибо, спасибо, – изящно кланялся Платон Александрович, пухлыми пальцами придерживая вплывшую в зеркало сосиску. – Отведаю непременно. И тест обязательно просмотрю. Очень интересно.

– Платон Александрович, у меня дело к вам…

– Уж я наслышан, – живо сообщил Платон Александрович. – Слухами под землей полнится.

– Так я могу с вами посоветоваться?

– Советуйтесь, – немедленно согласился Дисвицкий.

– Что мне делать?

– Это смотря по тому, чего вы хотите добиться, – ответил Дисвицкий. – Если вам, например, бессмертия, то я бы первым делом советовал обтирания холодной водой и комплекс упражнений для брюшного пресса, у меня тут где-то оставалось пособие, от предыдущей сосиски… минутку, куда же это я задевал, вот голова садовая…

– Не до бессмертия мне. Выйти бы отсюда.

– Если вы попробуете вон ту дверь, что у вас за спиной…

– Не из этой бани, а отсюда вообще.

– Если отсюда вообще, то из него выйти нельзя, – сказал Дисвицкий. – Отсюда будет везде, и можно только по нему двигаться. С края на край. Выйти можно из частного отсюда в другое сюда. Вас какое отсюда сейчас интересует?