Марк Ефетов - Игорь-якорь

— Драчун, Анна Михайловна.

— Все они драчуны. Он просто не даёт себя в обиду. Не в том дело. Ваш сын добрый и справедливый. Для вас он на всё готов. Вспомните, как он прибежал с солью.

Действительно, Яше нелегко было мчаться с соляных промыслов с мокрым кульком.

— Он, бедняга, так запыхался тогда, — сказала Анна Михайловна.

— Да, запыхался, — подтвердила мать Яши.

Татьяна Матвеевна вспомнила Яшу, прибежавшего с солью. Тогда его лицо, волосы, рубаха — всё было мокрым от пота. А в руках он держал что-то грязное и мокрое. Развернул и сказал: «На́, мама смотри. Медвежатовы бежали и теперь не надо будет давать за мешочек соли мешочек денег…»

В те времена бумажные деньги мерили аршинами, несли на базар в кошёлках. Бывали такие деньги, что надо было отвалить большую пачку, а получить за это только кулёк конфет. И соль в те годы тоже была очень дорогой.

Это было тревожное время. В городе были белогвардейцы. Где-то близко ухали орудия, фронт придвигался к окраинам города…

Матери Якова и Анне Михайловне не удалось долго посидеть на скамейке.

Где-то далеко ухнуло орудие, а спустя мгновение громыхнуло, как в самую сильную грозу. Татьяна Матвеевна почувствовала, что вкопанная в землю скамейка колыхнулась под ней и стол, на который она опиралась, зашатался.

— Близко, — сказала Анна Михайловна и поправила шляпу с пером.

Она рывком раскрыла зонтик, будто он мог её защитить от осколков или пуль, и побежала к воротам.

А Татьяна Матвеевна опустила голову на руки и зарыдала. Плача, она повторяла только одно:

— Ох, убьют Яшу, беспременно убьют… Ведь он рвётся в самое пекло!

Яша Смирнов жил на Мельничной улице, но мельниц там никаких не было. Возможно, они и были, но когда-то, так давно, что и старожилы этого не помнят. Потом Мельничная стала обычной окраинной улицей с домами из жёлтого камня и глины. Сквозь булыжник мостовой пробивалась трава. Дома́ на Мельничной были небольшие, народа на улицах мало, но всё равно и на Мельничную распространялись законы, которые установили белогвардейцы в те месяцы, когда они хозяйничали в городе.

Тогда был комендантский час. Это значило, что после десяти часов вечера никто не смел появляться на улице. Ходить по улицам разрешалось только белым офицерам, солдатам-патрульным, ну и, конечно же, иностранцам в военных мундирах — тем, кого белые позвали, чтобы справиться с красными. Эти заморские воины приехали в приморский город как бы на увеселительную прогулку. Что там большевики! Лапотники с вилами вместо оружия, хамы неумытые, мужичьё!

Из приморского города, где жил Яков, интервенты и белые довольно быстро прогнали красногвардейцев. На рейде выстроились, словно на параде, иностранные военные корабли: многотрубные крейсера, юркие миноносцы и неуклюжие десантные транспорты.

Медленно разворачивались длинные орудия крейсеров. Яша стоял на пустынном бульваре и видел всё, что делалось на море. Ему было интересно смотреть на то, что происходило на рейде. На высоком берегу, где протянулся бульвар, Яша был в одиночестве. Кто же будет стоять под орудийным огнём? Кто мог угадать, каким будет угол прицела, куда целится наводчик, где разорвётся снаряд?

Нет, я не хочу сказать, что Яша обо всём этом не думал. Но таков уж был у него характер, что он презирал опасность, особенно если опасность эта мешала ему делать то, что он любил. А самым большим увлечением Яши был военно-морской флот. Он собирал открытки, на которых были военные корабли. Такие картинки он вырезывал из журналов, миноносцы он выпиливал из фанеры, крейсера лепил из глины и любил, очень любил всё, что было связано с военно-морским флотом. Но он не только любил эти серые строгие корабли, но и знал их, понимал.

Не каждый мальчик отличит эскадренный миноносец от просто миноносца и узнает даже в сумерках, по контуру, пассажирские или грузовые пароходы, сторожевой корабль, тральщик, десантное судно и даже мирный танкер или там буксирно-спасательный пароход.

Яков разбирался в этих кораблях — узнавал их, как буквы алфавита. Он мог бы многое рассказать о кораблях на рейде, но рассказывать было некому.

Тишина. Просторная ширь морского горизонта, солоноватый воздух набережной.

На бульваре так тихо, что слышалось, как шелестят акации на маленьком ветерке. Город притаился — он как бы вобрал голову в плечи, поднял воротник, нахлобучил шапку, чтобы не видно было лица.

Яша всматривался в горизонт, стараясь разгадать, что происходит сейчас на этих далёких вражеских кораблях. И ещё он ждал, не покажется ли на небе Прокопыч.