Михаил Коршунов - Школьная вселенная

— Пётр Петрович, они от Тумаркина и идут, — сказала лифтёрша. Ей казалось, что Пётр Петрович после разговора с Тумаркиным до сих пор не в себе: родных и близких ещё не вспомнил. И свою помощницу Веру Борисовну не вспомнил.

— Уже ходили?

— Ходил.

— Как будем с литейными уклонами?

— Выпрямлять.

— Выпрямлять? А острые кромки?

— Закруглять.

— А подшипники?

— Подшипники вставлять.

— Куда?

— Туда и сюда. А оттуда и отсюда вытащим.

Дадут ему наконец разглядеть чертёж или нет!.. Чтобы в тишине, чтобы сосредоточиться. Он ведь раз-два! Как фургон с макулатурой.

Петя надавил на бронзовую ручку двери и юркнул в кабинет. Спрятался от женщины в нарукавниках и от лифтёрши. Даже некоторое время подержал двери, если бы они вздумали их открыть.

Так он делает, если хочет спрятаться в классе от дежурных старшеклассников.

Но когда Петя перестал держать двери и обернулся, он увидел, что его кабинет — это не просто кабинет, а огромная комната, в которой за чертёжными досками сидят сотрудники.

Сотрудники молча с недоумением смотрели на Петю…

— Сиди правильно, — сказала логопед Анна Николаевна, та самая женщина, которая привела Петра Петровича в школу. — Смотри в зеркало.

Зеркало стоит на столе. Пётр Петрович сидит перед зеркалом и смотрит на себя.

Анна Николаевна достала из прозрачной банки, которую Пётр Петрович видел у неё утром в сумке, деревянную палочку.

— Положи в рот. Будешь сам себе помогать произносить букву «р». Вибрировать. Моторчик, понял? На дворе трава…

Пётр Петрович кивнул. Он решил поменьше разговаривать.

— На двор-р-ре тр-р-рава… — Пётр Петрович включил моторчик.

— Повтори.

— Р-р-р-р.

— В зеркало на себя гляди. Язык видишь? Где он? Рот пошире. Ещё пошире! А всё-таки от тебя пахнет табаком.

Пётр Петрович раскрыл рот, как мог. Заломило в скулах. Уши на затылок отодвинулись. А то, что пахнет табаком, ему теперь безразлично.

— Моторчик!

Пётр Петрович отчаянно вибрирует.

В зеркале ничего не видно, кроме его руки и палочки.

— Громче!

— Чётче!

— Теперь сделай так, будто катаешь языком горошину.

Пётр Петрович начал делать так, будто он катает языком горошину.

— Теперь снова моторчик!

— Горошину!

— Моторчик!

— Громче!

— Чётче!

— На дворе!

— На траве!

Сейчас заплачет, как его помощница Вера Борисовна.

— Искореняй, — приговаривает Анна Николаевна. — Надо, когда вырастешь, чтобы тебя все понимали. Певцом будешь, например. Как у тебя с пением? Какая отметка?

— Не помню, — пробормотал Пётр Петрович, вцепившись зубами в палочку.

— Есть у тебя слух, ты поёшь? Или ты гудошник? Гудишь только. Отвечай. Дай мне палочку. Дай.

Пётр Петрович разжал зубы — дал палочку.

— Гудю.

— Что? Что? Как ты сказал?

— Гужу, — поправился Пётр Петрович. Он был не в состоянии владеть речью. Окончательно.

— Произнеси: жаба, жаворонок, желток. Ну-ка, ж-ж-ж…

— Ж-ж-ж-ж… — загудел Пётр Петрович.

Петя сидит за большим столом. На столе телефон, перекидной календарь, альбом с надписью «Машиностроительное черчение», справочники с таблицами-гармониями и надписями «ГОСТ».

За чертёжными досками сотрудники. Заняты. Чертят. Двигают измерителями и большими линейками на шарнирах и противовесах. Негромко переговариваются. Иногда слышно, как шуршит ластик, а потом щётка-смётка, которой сметают с чертежа остатки ластика, чтобы не попали под линейку или карандаш.

Висят на стенах снимки изделий. Очень всё кривое и заштрихованное. Цифры, ГОСТы. В чертеже у отца, который Петя достал из футляра, тоже всё кривое, заштрихованное и в сплошных цифрах и ГОСТах. Ничего не понял. Только один адрес и понятен. Но адрес своё дело уже сделал.

Звонит телефон.

Женщина в нарукавниках первой снимает трубку. Когда Петя перестал держать дверь, эта женщина вошла в мастерскую и заняла место рядом с Петиным столом.

Может быть, помощница или просто как соседка по парте. Вроде Юли.

— Я позову начальника, — сказала женщина в телефон.

Петя тут же понял — его помощница. Он часто слышал о ней от отца. Зовут её Вера Борисовна.

Петя храбро взял трубку:

— Аллё!.. Какие накладные? Нам не задавали… Посоветуюсь с командой… с моими сотрудниками. Ничего не забыл. В дневник не записываю, а уроки помню… ну, эти… накладные помню. Кому урок? Мне урок? Да я все уроки… все накладные… — И повесил трубку, потому что запутался.