Владислав Гравишкис - Под уральскими звездами

Шкатулка с золотом! Как же Сергей мог забыть?! Сам Виктор рассказывал о шкатулке, пока Балтушис строго-настрого не запретил упоминать о ней. Запрет был вызван какими-то особенными обстоятельствами. Какими — Сергей не знал.

— Особенного ничего не было, — пояснил Елкин. — Дело в том, что шкатулку не удалось отправить в центр. Она осталась в Мисяже, пока в городе хозяйничали белогвардейцы. Понятно, что чем меньше разговоров, тем спокойней ей было лежать... Когда я начал работать в техникуме и впервые вошел сюда, то, знаете, даже разволновался.

Сергей попросил рассказать о шкатулке.

Вскоре после Октябрьской революции Мисяжский Совдеп принял решение: изъять у буржуазии все самородное и рассыпное золото и отправить его в центр, Ленину. Операцию по изъятию поручили проводить начальнику красногвардейского отряда Балтушису.

Очередь дошла и до Шмарина. После полуночи человек пятнадцать красногвардейцев подошли к его дому. Он был самым большим на улице, возвышался темной и мрачной махиной. Соседние одноэтажные дома казались рядом с ним совсем маленькими.

— Крепость капитализма! — усмехнулся Балтушис. — Попробуем найти золотого тельца.

— Велика хоромина, Иван Карлыч, — отозвался старик Мамушкин. — Трудновато будет сыскать.

Операция действительно предстояла серьезная.

На стук никто не отозвался.

— Прикладом! — приказал Балтушис.

Загрохотали приклады, и только тогда в верхнем этаже мелькнул тусклый свет. Хрипловатый голос за дверью спросил, кто стучит.

— Именем Советской власти! Откройте!

Дверь приоткрылась, и красногвардейцы, оттолкнув сторожа, в котором Витя узнал кучера Степана, гурьбой вошли в прихожую. На верхней ступеньке лестницы стоял Шмарин. Пригнувшись, далеко отставив руку с фонарем, он всматривался в полумрак.

— Кто такие? Чего надо?

— Кузьма Антипыч, пришли-и! — запоздало завопил Степан.

— Тю-у, дурной! Чего пасть раскрыл? — толкнул его Мамушкин.

Балтушис вышел вперед и подал Шмарину ордер:

— Обыск!

Степан, рассматривая красногвардейцев, разглагольствовал:

— Как так — не кричи? Должен я хозяина упредить или нет? В дом чужие люди лезут, а я — молчи? Так, что ли?

Он был навеселе и решил показать свою преданность хозяину.

Привидением в глубине коридора появился Николка и, не подходя ближе, закричал:

— Папанька! Прогони их! Папанька!

По тому, как Шмарин рассматривал ордер, было похоже, что в доме знали о предстоящем обыске. «Черта с два теперь найдешь! Все спрятано — перепрятано», — подумал Балтушис.

— Уйди, Николка, не мешайся! Тебе где велено быть? — строго сказал Шмарин сыну.

— Папанька! Надавай им по шее, чтобы не лезли!

Кто-то из прислуги увел Николку.

— Рад бы надавать, да вон их сколько. Власть, ничего с ними не сделаешь, — процедил Шмарин. Он был спокоен, и это казалось неестественным. Вернув ордер, сказал: — Ступайте, ищите! Чего искать-то будете?

— Пот да кровь нашу, Кузьма Антипыч, — ответил Мамушкин.

— Золото, значит? Ну, ну! — вздохнул Шмарин. — Не найти вам, ребяты. Стану я этакую ценность здесь держать...

Балтушис внимательно осмотрел хозяина дома. Может быть, и правду говорит, что золота в доме нет. Но что-то не верилось, что он решился с ним расстаться, доверить кому-нибудь другому, — не таков характером.

В доме стало светло. Красногвардейцы разыскали лампы, зажгли их и разошлись по комнатам. Слышалось, как передвигают мебель, прикладами выстукивают полы и стены. Шмарин похаживал из комнаты в комнату, засунув руки в карманы халата. Казалось, он совсем безразличен к тому, что происходит в его доме.

Из детской высунулась круглая голова Николки. Он повертел ею и, увидев, что отец далеко, показал язык стоявшему в коридоре Вите. Тот погрозил винтовкой. Николка скрылся в комнате, а через минуту снова высунулся:

— А вот и не сыскать вам ничего!

— Сыщем.

— Как сыщете, когда не знаете — где?

— Мы все знаем. Мы сквозь стены видим.

— Хвалишься! — сказал Николка и так покосился в сторону моленной,что у Вити что-то даже внутри дрогнуло: «Там оно, золото!»

Он опять погрозил Николке винтовкой и, когда тот спрятался за дверь, подошел к Балтушису и доложил о своей догадке.

— Очень хорошо! Посмотрим, — кивнул Балтушис.

Но когда дошла очередь до моленной, Балтушис, казалось, забыл о своем обещании. Открыв дверь, он заглянул в комнату, слабо освещенную лампадами, и спросил:

— Здесь что?

— Молюсь я, — ответил Шмарин. — Моленная моя.