Владислав Гравишкис - Под уральскими звездами

— Умнее ничего не придумал?

— Ничего. С дедом пойду, его тайность выведаю...

— Нечего тебе там делать, — отрезала мать.

— Ну, мам...

— Отстанешь ты от меня или нет? — она оглянулась, увидела на крыльце деда и добавила уже не так громко: — Иди к отцу. Отпустит — ступай хоть на луну!

— Мне на луну не надо. Мне в Темное царство надо, — озабоченно пробормотал Юрка и побежал обратно в дом.

Отец спал. Спал богатырским сном, мощно и ровно дыша, широко раскинув руки. Юрка не привык особенно церемониться с домашними и тотчас приступил к делу.

— Пап! Проснись! Да ну же! — тормошил он отца без каких-либо существенных результатов.

Тогда он решил прибегнуть к крайнему средству, к которому иногда прибегала мать: набрал в рот воды и вознамерился обрызгать спящего. В эту секунду отец открыл глаза, осмотрел Юрку ясным, осмысленным взглядом и строго сказал:

— Эт-то что за баловство? Сейчас же выплюнь!

От неожиданности Юрка проглотил воду, поперхнулся и с минуту откашливался. Когда он пришел в себя, отец снова спал.

— Пап, я с дедом в Темное царство пойду. Слышишь?! — завопил Юрка прямо в ухо отцу.

Отец поднял большую, обросшую золотистыми волосками руку, посверлил пальцем в ухе и неопределенно пробормотал:

— Сунься-ка! Комарье живьем съест... — и одним махом повернулся на бок, лицом к стене, показывая, что разговор закончен окончательно и бесповоротно.

Юрка недоуменно смотрел то на багровую шею отвернувшегося отца, то на деда: как же понимать такой ответ? Разрешил? Или запретил?

— Да ну их совсем! — с досадой сказал дед. — Доложился ты им — и ладно. Пошли собираться!

Они миновали перевал и спустились в долину. Сплошная лесная стена и привольно раскинувшиеся до самого горизонта Уральские хребты отгородили их от всего остального мира. Было тихо, прохладно. Шуршала и похрустывала под ногами сухая хвоя.

— Гляди-ка, Юрка, благости-то сколько!

— Где? Где ягода? — завертел головой Юрка. Откуда ему было знать такое старинное слово? По простоте душевной он посчитал благость за неизвестную ягоду, отведать которую он должен поскорей и непременно.

— Дурашка ты у меня еще, внук ты мой дорогой! — ласково погладил дед коротко остриженную, круглую и ушастую голову Юрки. — Я про красоту толкую, не про ягоду. Оглянись-ка!

Юрка оглянулся, но ничего, кроме леса, не увидел.

— Тоже нашел красоту — одни сосны торчат, — пробурчал он.

Местами склон был так крут, что спрессованные временем пласты хвои ползли вслед за ними, наполняя хрупким шорохом лесную тишину. Ноги по самую щиколотку тонули в этом мягком ковре.

Такое стечение обстоятельств — крутой склон и мягкий ковер хвои — показалось Юрке вполне подходящим, чтобы применить новый и необыкновенный способ передвижения: он свернулся колесом и кубарем покатился вниз.

— Эй, эй, не балуй! — закричал встревоженный дед. — Об лесину хрястнешься, — беда будет.

Об лесину Юрка не хрястнулся, докатился до пологого места цел и невредим. Однако последствия нового способа передвижения были весьма неприятными: распотевшее тело беспощадно кололи набившиеся за штаны и рубаху колючки. Пришлось деду выручать внука: руками выбрать хвою, обтереть тело изнанкой шапки.

— Теперь ты у нас, чать, ученый, — усовещал дед. — Теперь никакого баловства не допустишь, верно?

— Ну, его к лешему, баловство, — искренне и солидно согласился Юрка, а через пять минут оказался снова в незавидном положении.

На пути попался громадный, с Юркин рост, муравейник. Разве можно было пройти мимо? Понятно, что надо было поковырять его обслюнявленной былинкой, чтобы увидеть, как толпа муравьев объедает человеческую слюну.

Пока Юрка любовался этой захватывающей картиной, другая сотня муравьев по ногам коварно пробралась ему под штаны. Душная темнота привела муравьев в неистовое состояние. Когда Юрку догнал поотставший дед, он уже отплясывал вокруг муравейника лихого трепака, на ходу сдирая с себя штаны.

— Тайга, внучек, барышня сердитая, озорства не любит, — рассуждал дед, вылавливая юрких муравьишек и потихоньку посмеиваясь.

После таких неприятностей Юрка на некоторое время присмирел. Он спокойно шагал рядом с дедом, а тот посматривал на своего легкомысленного внука и думал тяжкую стариковскую думу. В прятки играть нечего, срок жизни подходит к концу. Решил довериться внуку, а сомнение-то вот оно, рядом: удержат ли ребячьи руки такое дело? Сумеет ли внучонок, когда вырастет, попользоваться и распорядиться? Не пустит ли все по ветру? Ох, ох, не ошибся ли ты, старый Роман?